III.

Но может быть, что-то прояснит личность погибшего — Константина? Но здесь я вынужден признаться у меня полный провал. О так называемом «сожителе» я не смог собрать материал. В свое оправдание хочу заметить, что 99 процентов судебных дел крайне скудно освещают личности потерпевших. И вот «новая» наука — виктимология — выводит, что во многих убийствах виноваты, — дескать личности потерпевших. Дескать, все убитые = это личности, вздорные, скандальные, провоцирующих невинных убийц на … роковой поступок. Еще раз вернемся к трагедии, еще раз проиграем события. Итак, когда все пошли смотреть телевизор, остался на кухне. Побыв некоторое время в одиночестве, стал звать к себе сына. Тот явно неохотно пришел к отцу на кухню и с недовольным видом сказал, что разговаривать им не о чем, и лучше он будет смотреть по телевизору интересную передачу. Это, на мой взгляд, завязка всей трагедии. Безусловно. Передача по телевизору интереснее пьяных разглагольствований. Однако сын уже достаточно большой, чтобы кое-что понимать в непростых человеческих взаимоотношениях. Он мог бы найти простое и напрашивающееся решение: не накалять обстановку, проявить больше такта к пьяному отцу или хотя бы сделать вид, что слушает, пока отец не угомонится… Кажется. так просто: чуть больше внимания. Чуть больше простой человеческой сострадательности. Но пружина взаимной странной озлобленности, судя по дальнейшему развитию событий, затягивается всё туже и туже. Между тем, как отмечали в судебном заседании свидетели, в трезвом состоянии Николай — доброжелательный и покладистый человек. Скромный, без особый амбиций, он мягко относился к окружающим. Безотказно помогал им всем. Но стоило оказаться ему «под мухой», как он сразу же преображался, становился задиристым и неуступчивым, начинал учить всех, как надо жить, — и это было бы смешно ( хотя бы потому что сам=то он жить не умел!), когда бы не закончилось так грустно. Впрочем, вероятно, и пьяный он был не так уж опасен. По причине свое безопасности он и в семье оставался. По причине своей безобидности, наверное. Никто и тогда не обратил внимания на его пьяные угрозы. Никто не ожидал от него именно такого поступка. Да, родственники прощали ему. Не то было на работе. На одном из заводов мастера по пьянке обругал — тот его за проходную, несмотря на то, что рабочих как это было тогда катастрофически не хватало. Завмага начал учить как надо жить, сам будучи грузчиком — то же самое с записью в трудовой книжке. Хотя найдите такого грузчика. Который не пьет?! Вот и не работал чуть ли не годами. Зная такой характер не злить бы человека особенно, не напоминать о его беспомощности, неприспособленности к жизни. Но в тот злополучный день всё как на зло обернулось по-другому. Хотелось бы особенно выделить момент, когда Ирина стала выталкивать нашего «антигероя». Ведь в этот момент еще можно было бы предотвратить трагический исход событий, не так ли? И не только здесь, анализируя подобные дела, во многих из них находишь элементарное неумение (а может быть, нежелание?) обращаться друг с другом. Какой-то пустяк, и мы уже начинаем повышать голос, кричать — всё это делается даже как-то автоматически, настолько уже выработан стереотип невыдержанного поведения. Состояние опьянения усиливает его в несколько раз. Между тем, психологи правы, отмечая, что от крика мы страдаем в первую очередь сами — перейдя на повышенную интонацию, перестаем слышать и понимать другого человека. Но что настораживает, если судить по материалам этих стереотипных судебных дел, так это то, что очень скор, почти мгновенен в таких ситуациях переход от оскорбительных слов к делу, от крика и ругани к рукоприкладству, а порой и вооруженному посягательству на здоровье и жизнь друг друга. Вот и получается, что наибольшую негативную роль играет в таких случаях неумение, а точнее, нежелание проникнуть во внутреннее душевное состояние другого человека, и как показывает непростая наша жизнь, как раз на этом пути практически невозможно заметить ту грань, переступив которую убийство совершается — не задумываясь. А нужно ли проникновение в чужую душу вообще? — спросит иной читатель. Еще пять лет назад, отвечая на этот вопрос, я путался и колебался. Сейчас я отвечаю твердо: «Нужно! Именно такие судебные дела, должны научить нас, что это проникновение является гарантией не только чужой, но и собственной безопасности. Еще необходимо понимание того, что творится в чужой душе потому, что многие бессмысленные, а это значит, и трагические наши поступки возникают из-за неверного истолкования чужих слов и особенно действий». Черт возьми! Никто не думает о последствиях… А они оказываются смертельными. Между тем, желание понять логику поведения другого человека способно значительно уменьшить концентрацию ненависти, растворенной в нынешней атмосфере, укрепить наше психическое здоровье, подорванное бесконечными (конца=края не видно!) реформами, и в конечном счете, выжить в очень непросто надвигающемся на нас чужом и чуждом мире, основанном на рыночном образе жизни. Пришла, наверное, пора учиться останавливаться, а не ехать, словно автомобиль без тормозов, приучать людей с младых ногтей контролировать свои эмоции. Управлять своими чувствами, показывая на примерах, как можно и нужно выходить из этих житейских конфликтов, не прибегая к крайним средствам. Особенно весома в этом отношении помощь религии с её миротворческим потенциалом, с её многовековым опытом смирять и укрощать внутреннего беса. Ведь неслучайно известный ученый-криминолог И.Карпец отмечал: «В семьях с более высокой культурой конфликты разрешаются, хотя и болезненно, изменяя резко жизнь людей и особенно детей; в семьях же, культурой не отличающихся, конфликты приобретают грубую форму. А так как в них втянуто в той или иной степени немало «прикосновенных» к конфликтующим людей, то это создает обстановку, чреватую преступлением, причем даже не одним.» И думается, не правы те, кто недооценивает опасность преступлений, спрятавшихся под пренебрежительным словом «бытовуха».