Вернуться к Четвёртой главе: Кто на новенького?

НОВЫЕ ЛЮДИ

Даже днём железнодорожный полустанок был тих и спокоен как кладбище, и когда по его переулочкам покатила старенькая полуторка по прозвищу Лидка-Инвалидка, то могло показаться, что началось по крайней мере светопреставление. Грохот и дребезг её измождленного ещё Великой Отечественной войной существа разбудил собак на другом конце полустанка, за линией, и они дружно залаяли, как зрители, через час ожидания требующие поднятия занавеса на сцене или верните деньги за билеты…
      Разбуженный этим несусветным шумом сторож, автоматически дернул за рычаг, и конец шлагбаума на железнодорожном переезде стал медленно подниматься вверх. Этот бдительно несший свою мирную вахту на боевом посту бывший сапер первого десантного батальона, форсировавшего Днепр ровно пятнадцать лет назад, протер зенки, посмотрел направо, налево и даже назад, но не увидел ни поездов, ни автомашин, ни даже курицы. Он грязно выругался и почесал нечистые яйца. Взметнувшийся в небо как ствол зенитного орудия конец шлагбаума стал медленно возвращаться к земле …
      Новые люди у нас в Тихом Омуте появляются интересно, и даже не просто интересно, а – очень интересно. В первый момент ихнего возникновения рядом с нами – гробовая тишина. Никто ничего не знает, только друг друга спрашивают: «А хто это такие будут?» – спрашивает Вовка Долбач у Кольки Хрюка. «А хрен их не знает!» – автоматически отвечает Хрюкин. «Так это ж твоя родня, Хренкин!» – «Они такая же твоя родня, как и моя!» — огрызается Жмуркина, пряча руки под передник … .
      «А чей же они родня?» — все дружно чешут репу.
      Но потом — скрип-скрип-скрип! — где-то неделю спустя или около того возникает маленький-премаленький слушок про новых людей. Деревня же! Всем хочется узнать, чего про кого говорят… Мало-помалу слушок превращается в слух, и вот уже заглушая рупор громкоговорителя, что болтается на столбе перед сельповскими магазинами, через месяц или около того распространяется вслух — натуральная сплетня… И сразу же новые люди допрежь незнакомые становятся такими привычными, ну просто родными. Всё становится по своим местам: как будто знаешь их чуть ли не тыщу лет подряд, по крайней мере, а сейчас только вспомнил! Про отца и сына Кретиных сплетня появилась сразу…
      …Под громкий и визгливый лай всех собак Тихого Омута грузовик довольно скоро остановился перед перекошенными и покосившимися как Пизанская башня воротами. Дом выглядел развалюха развалюхой. Особенно впечатляли заколоченные дрючками крест-накрест два фронтонных окна. Зато окно на чердаке зияло черным провалом, как дупло скворечника.
      — Ну вот — ваш дворец, — с облегчением выдохнул шофер от всего сердца, — оно, конечно, не дворец съездов, но всё равно—живите на здоровье!
      Но его соседу по кабине в его голосе почудилась большая ирония, если даже не сарказм
      «Это что наша?» — «А то чья ж?» — с коротким смешком ответил шофер.
      — А вы ничего не перепутали, уважаемый?
      Накануне папаня болтал целую неделю, что им дадут новый каменный двухэтажный дом с видом на озеро, а на озере полным-полно уток и гусей—с мансардой в камышах. На том основании дадут, что гидротехники — это очень востребованная на селе профессия, и поэтому в связи с Всесоюзной программой мелиорации Нечерноземья специалистам нужного профиля представляют райские условия в Белоземье. Зарплата – под триста тугриков. Да подъемные, да куча льгот… Совхозу позарез нужны мозги, потому что все образованные со страшной силой бегут из колхоза в город. где работа полегче, на заводах и фабриках трудодень нормированный, да и квартиру со всеми удобствами можно оторвать, чтобы гамно не месить в коровнике. Ну и заживем мы с тобой сынок, как кум королю, сват министру! Парное молоко будем пить кружками, точнее – бидонами…
      А еще точнее вообще ничего пить не будем!
      Ну как же?! Вот курица и та пьет…
      За месяц перед этим первым делом, отец, как никогда шустрый, объявил о том хозяйке, у которой они снимали комнату в домике на окраине городишка.
      — Я очень рада за вас! — с большим облегчением вздохнула та, показав в улыбке свои позолоченные фиксы: одну слева, другую справа.
      — Счастливо оставаться, радостная моя! — подмигнул Кретин-старший
      — Счастливого пути! — пожелала она с радостной улыбкой.
      «Когда ж это кончится! — тоскливо подумал под этот рефрен дуэта о счастье Кретин-младший. — Сколько мне ещё шляться с папашкой — когда ж оно кончится?.. по этим стройкам, новостройкам, колхозам да совхозам… Из кулька да в рогожку…» Рядом с ним в кузове было значительно просторно: ни тебе ковров бухарских, ни цветных телевизоров марки «Расцвет», ни даже — хрустальных люстр, которые в специальной упаковке, чтобы не побились друг о дружку ихние подвески на ухабах. Немного скарба прилипло к ним — годы странствий! — да и тот папашка в одночасье финансового кризиса или же попросту говоря на похмелье со страшной силой норовил сбагрить первому попавшемуся за бесценок с одной только мыслью в гудящей голове…
      — Зато
      А шофер их привез сюда. Кроме развалюхи был довольно большой двор, так густо заросший деревьями, кустами и травой, недаром эти джунглии облюбовали бродячие собаки. В густой траве они протоптали свои узкие тропы, а под кустами устроили окруженные обглоданными костями лежбища, от которых на версту тянуло псиным духом. Конечно, туземцы не поспешили поставить в известность о дурной славе этого дома его новых обитателей. Но рано или поздно они сами узнают об этом и содрогнутся.
      — Вообще-то речь шла о новом переселенческом домике … — пробормотал пожилой лысый мужчина с багровым носом, спускаясь из кабинки на землю.
      Шофер, ни слова не сказав, поплевал на ладони и по=хозяйски оттащил ворота в сторону, бросив их там ничком под забором. Затем, снова сев за руль, заехал вбок во двор и сдал задом к тому, что осталось от крыльца.
      Сам процесс появления переселенцев не был здесь такой уж большой диковинкой. В соседнем селе неподалеку от Тихого Омута было уже целых две улицы так называемых «переселенческих домиков», отстраивавшихся степным колхозом с целью привлечения в хозяйство дополнительных рабочих рук. Несмотря на это именно рабочих рук как раз и не хватало.
      Почему происходило такое парадоксальное явление?
      Хороший, покладистый, положительный человек, который трудяга=работяга, не поедет же он киселя за семь верст хлебать, ему и на своем рабочем месте неплохо.. Поедет голь перекатная, поедет человек с плохим неуживчивым характером, поедет с амбициями, желая не работать, а много зарабатывать. Но как правило, это были многодетные матери, согласившиеся работать доярками, __________или семьи молодых специалистов или, на худой конец, семьи с Крайнего Севера, но по тем или иным причинам, не сумевшие воткнуться в центре или на ЮБК… по большей части – голь перекатная, без знакомств и связей. В СССР, особенно в городах с жильем было очень туго. Как приезжали, так и уезжали…
      …Стол, стулья, рукомойник и тумбочку сын просто поскидывал с кузова, как выметают мусор веником, покрикивая: «Берегись!» Отец пригибался и резво отскакивал в сторону. Самым грандиозным была кровать с пружинной сеткой, а остальное — так, утиль. «Эй, батя! Давай возьмем!» Шофер пытался помогать, протягивая руки — чисто символически впрочем. И как только он подошел к кузову, сын вдруг ловко надел ему ведро на голову.
      — Разгрузка закончена! — закричал малолетний хулиган, совершив сие весьма предосудительное действие. — Принимай гостей, старушка!» — «Ты чего, хлопец?! ЧИ очумел?» — закричал как ошпаренный шофер. Он сорвал с головы сей странный картуз и зашвырнул его далеко в кусты.
      Собаки до сих пор затаенно и молча наблюдавшие за светопреставлением дружно шарахнули из-под кустов в дыры забора на улицу и, отбежав за видимость какого-то забора, дружно завыли и залаяли.
      «Бог в помочь!» — закричал дед Егор ещё издали «Доброе утро! Господь тебе навстречу!». Никто его не слушает, но всё равно тут как тут. И старик одернул пиджак, приосанился. Ну, очень уважительный товарищ.
       «Он шо у тебя со справкой?» — тут рассерженный шофер поворотился к отцу, видимо от него желая получить объяснения столь странному поведению сына, а тем временем сын как ни в чем, ни бывало потащил в дом две равные рваные сумки с барахлом. Отец виновато подморгнул шоферу и безнадёжно махнул рукой. «Ясно: Псих ненормальный» — вроде как успокоился шофер, и для успокоения нервишек еще раз пнул колченогую табуретка. та окончательно сломалась, разбросав свои четыре ножки в четыре стороны света..
      — А вы шо? — токо вдвоем?
      — Никак нет—втроем!
      Он еще раз критически посмотрел на них: Оба примерно одинакового роста, хотя сын уже даже несколько больше. Перерос отца. Оба одинаково угловатые, косоватые и худющие, как будто из 1947 года припёрлись. Но на лицо, на внешность мало похожи друг на друга, что несомненно даст повод позлословить о том, что сын – приемный …
      А тут отец и сын? «Отец, сын и дух святой» — как сострил один остряк-самоучка. Отец и сын были налицо. Насчет духа святого в сплошь атеистической стране – вопрос спорный.
      = А де ж ваша матка?
      = За бутылкой пошла и до сих пор нету!
      = Нема? Понятное дело! Нашли кого посылать?! Она небось в сельпо пошла, а там хрен ночевал.
      Сам спертый воздух советского общества, где все входные и выходные двери были наглухо закрыты на железные замки и занавесы, а окна зарещечены в мелкую клеточку, был переполнен намеками на спиртное. Прослыть остряком ничего не стоило, только сворачивай любое слово на спиртное и вокруг сразу расцветут улыбочки, всем сразу становилось весело и жизнерадостно, как будто им в задницу вставили шило смазанное скипидаром …
      А кто ж её не любит водочку?!
      Сообразили пол-литра на троих, а мы – банку политуры на четверых, и спрашиваем одного: «Хочешь выпить?»
      А он жмется: «Да нет – лучше я водочки хряпну!» Пока к тем шел, а они уже распили всё. Он бегом к нам, а у нас тоже — всё! — банка дно показала. Ха-ха-ха!
      − Хо-хо-хо!
      − Хи-хи-хи!
      − Хе-хе-хе!
      − Ху-ху-ху!
      Это значит мораль сей басни такова: два граненных стакана в одной пятерне не удержишь!
      − Ха-ха-ха!
      Нет, всё-таки хорошо смеялись в благословленное советское время! Не то, что нынешнее племя!? Богатыри …
      — А де ж ваша матка?
      В отсутствии матери уже чудилось что-то подозрительное, что заставляло с натугой работать грязную фантазию, охочую для разных гнусных байок.
      Вдовец? Ни боже мой! Развелся… А что? Трудно что ли развестись?… Нет, не я, ЭТО она всё, ты, говорит, своим алкоголизмом меня позоришь. Из вытрезвителя выписали, в квартиру не пустила. Стерва. Ночевал на лестнице, в подъезде. Не надо! Не буду я тебя больше позорить! — словоохотливо рассказывал отец в кабине у шофера?
      — Конечно, тут немножко подзаросло … Немножко рухнула хатенка … Летняя кухня совсем обвалилась и судя по всему её пришёл пиздец… Но жить можно … Можно жить … Люди и хуже есть живут …
      — Не только можно, — сказал по своему обыкновению назидательным тоном отец, уставив указательный палец в небо, — но и нужно! Это большое доверие к нам—савецким интеллигентам, вышедшим из трудового народа. Вон— ни света, ни воды, ни мяса, а они, гады, —живут…
      Шофер молча развел руками …
      И дед Егор никак не мог понять, что это за человек и что за причина такого шутовского поведения. «А ты не хочешь у меня спросить, где тут чемергес можно раздобыть?». Отец как бы очнулся от этого вопроса и посмотрел на него испытующе: «а чего спрашивать? — я и так знаю, что у тебя!» ответил он, ухмыльнувшись. «Ух ты! А откуда ты знаешь?»- насторожился дед Егор.
      Но тут вышел сын с насупившимся по-волчьи серым взглядом. «Нет, тут дело нечисто!» — подумал дед Егор. — «Пойду-ка я лучше домой!» — сказал себе дед Егор, но ноги словно приросли к месту. Тогда он залез под пиджак и почесал грудь… на животе. «Домик у вас хе-хе — с чертовщиной!» – радостно сообщил он сыну. «Не боись! Хоть домишко с чертовщинкой, МЫ сами — с изюминкой» — «Оно и видно! С червоточинкой…» — сплюнул дед Егор в спину удалявшемуся потомку …
      Тем временем отец подошел к курившему неподалеку от грузовичка шоферу. Тот сидел на корточках и не только курил, но еще и периодически глубокомыслительно сплёвывал на землю. Их взгляды встретились и они, как давно влюбленные с первого взгляда, поняли друг друга без слов. Любовь—великая штука! Она подвигает людей на благородные дела, а когда дел нетути, то и благородные поступки тоже сгодятся. Особенно сильна любовь к Родине в нашем простом народе…
      Несмотря на полное и безоговорочное взаимопонимание отец решил получить у шофёра словесное подтверждение своему признанию в любви с первого взгляда. «Cпасибо за всё хорошее — доставили нас в целости и сохранности … Премного вам благодарен … Ну чё, — осторожно спросил он, — сбацаем за новоселье?» – «Ну давай за то шоб крепко жилось!» — «Ну?» — «Да вот! – отец покосился на сына, снова скрывшегося в домике. – Еще командир есть! Тут надо осторожненько, не привлекая внимания … Давай-ка нырнем за заборчик — чики-чик ю… » – «Где?» – пренебрежительно повернулся шофер в сторону Кретина-младшего. «Ты шо боишься своего молокососа?» – он выпучил глаза и махнул рукой. «Разве это командир? Да я таких командиров … » — и шофёр залихватски очень грязно и очень этажно выматерился.
      Папаша как-то странно замельтешил, открыл дверцу и вытащил из-под сидения бутылку, которая как живая подрагивала в его руках. «Ишь ты –как нагрелась, старушка, уже нагрелась!» – ласково пробормотал отец, прижимая её к груди. «Шо это у тебя лапы трясутся, чи шо? Ты это поосторожнее! А то грохнешь, и домишко не обмоем! И тогда быть беде … » – «А обмыть его надо обязательно! Место нечистое!».
      Между тем Кретин-мл. только сделал вид, что он вошел в дом. Для него уже всё было ясно? Как в кино «Лимонадный Джо» или «Королева Шанте-Клэра», которое смотришь десятый раз подряд —но всё равно смотришь. Но несмотря на привычку сердце его учащенно заколотилось, кулаки сжались, он пришел в возбуждение. Наличие у отца бутылки — «Так у тебя и стакана нет!» — донеслось до его навострившихся ушей через заколоченное окошко – стало для него неприятным открытием. Когда успел только, волчья сволочь? Конечно, получил подъемные и сделал заначку ….
      Между тем пройдя вдоль забора с внешней стороны до углового столба, Отец хотел объяснить, что посуда есть, но за жестяной кружкой надо идти в дом, и тем самым привлечь внимание …
      … «Ладно, хрен с кружкой, мы — привычные!» — поморщился шофер. — но отхлебнуть из горла он не успел, потому что у сына, которого шофер не принял всерьез — вполне естественно, были другие соображения на этот счет. Ударом ноги из-за спины шофера он выбивает из их рук бутылку, и она, описав дугу, разбивается вдребезги о борт машины, а когда в следующую минуту, шофер, обернувшись, в страшной ярости замахивается на него, вытаскивает ножик. Увидев блестящее лезвие, шофер так и останавливается с замахнутой рукой. Колебание длилось недолго. но здесь как впрочем и во всех жизненных схватках, важна не только физиология накаченных бицепсов и трицепсов, но и психология. Шофер и по массе тела и по росту выглядел покрепче мальчишки, но та ярость которая сверкнула в глазах крысёныша, его неожиданно остановила. помимо воли в душе взрослого мужчины возникло колебание; внутри что-то ёкнуло. Взрослый мужик это быстро переборол, но время было упущено.
      «Нет, всё-таки я тебе сейчас пятак начищу, гадёныш!» — Валька спокойно ждет. Крики, страшная матерщина. «Оставь его!» — отец схватил шофера за полу пиджака, тот дернулся чтобы отцепиться, раздался треск разрываемой ткани и в этот момент Валька вдруг подлетает к шоферу и со всего размаху прямо с налёта стукает в ухо. Шофер не удержав равновесие, больше от неожиданности, чем от силы удара — падает. Из разбитого носа взрослого мужика течет кровь. сам себе разбил? получается, что так.
      …Отец имел к ножику сына какую-то почти звериную ненависть. Перед этим он уговаривал сына *забросить* ножик куда подальше и тем более не носить его с собой.
      — Бросай ножик!
      — Бросай пить, папаня!
      — Ты чего? Ты это… — отец охрип, — ты это не путай хрен с пальцем, — попытался приосаниться.
      — Бросишь пить—брошу носить ножик, договорились?!
      — Я вообще-то не пью…
      — Ага, так я тебе и поверил!
      Приводил множество примеров из своей и чужой жизни, когда ношение холодного оружия приводило к оптимистической трагедии. Однако он не только боялся всех острых предметов, он еще и тянулся к ним непонятной тягой и этой тяги, у себя обнаружив, пугался: «Спрячь! спрячь от меня подальше … » А хлеб он ломал, крошил, но не резал. Однако, он не только боялся острых предметов, но еще как-то тянулся, и своей прямо-таки неожиданной тяги пугался.
      = Зачем он тебе? – говорил он сыну. – Брось! Богом умоляю, брось. Рядом с ним – это всё равно, что рядом с сумасшедшим. Одно мгновение, я говорю, мгновение безумия и слабости, стоит только на секунду выпустить нервы из-под контроля, принесет тебе великое страдание на всю оставшуюся жизнь. Потом ты будешь горько раскаиваться, будешь спрашивать себя: зачем я не послушался отца? Зачем я поддался соблазну? Но будет уже поздно! Подумай хорошенько, что ты носишь с собой?! Орудие зла носишь ты с собой. Может ли добрый человек носить с собой ножик? Нет! И еще раз нет! Только человек. Прикидывающийся добрым снаружи, но в действительности внутри злой, носящий в своем сознании семена дурных мыслей и корни дурных поступков, может постоянно носить с собой острые предметы… Побойся – эти семена дадут неслыханные плоды. Те обесчестишь самого себя и опозоришь мои морщины и седины.
      — Хорошо поёшь, папочка, — зевнул Валька понарошку.
      Слышать такое из уст алкоголика было просто удивительно. Удивительно разумные они люди, когда хоть немножко протрезвеют: всё понимают, всё объяснят тебе, всё разложат по полочкам – играючи… Эти проклятые алкаголики, до чего ж они разумные существа! И как же это такое разумное существо валяется в грязной луже из фекалий рядом с автобусной остановкой, и будущие пассажиры в ожидании автобуса косятся и плюются …
      — Тебе на сцене Большого Императорского … пардон Кремлёвского Дворца Съездов выступать, папочка … Пел бы армию Христа Спасителя из оперы «Евгений Безнадегин» … А бы тебе аплодировал … Ответственно заявляю как будущий делегат тридцать четвертого съезда КаПээСеС …
      — Эс-эс, — как гулкое эхо повторил отец.
      Однажды утром на трезвую голову он пустым, помертвелым взглядом смотрел на сына и пытался +усовещать+ его: «Чехов говорил: если на стене висит ружье, то оно должно непременно выстрелить. Так и ножик этот твой — он ведь к крови тянется, к большой крови. Выкинь его — вот выкинь его.
      «Гадина! Скотина! Жизни решу!» Отец поливает грязью всю советскую действительность, в которой вырастают такие дети. «Он у тебя — комсомолец?» — спросил шофёр за забором. — «Еще хуже!» — «Хуже не бывает!» Лучше иметь дочь=проститутку, чем сына=ефрейтора! «Сдай его в детдом!» — «Пробовал!» — «Ну и что?» — «Не берут, сволочи!» — «Да, такого и в тюрьму не возьмут! С ножиком разгуливает. И куда милиция смотрит — это же оружие» — соглашается шофер. «Что же это такое деется? Сын на отца, отец на сына! Брат на брата! Светопреставление! Опять гражданская война началася!» — это как полоумный орал дед Егор откуда-то с улицы.
      — я жить хочу! — с надрывом выдохнул отец и отскочил в сторонку. там, под покосившимся забором в тени кустов смородины он присел на корточки, и стал мять окровавленную шоферской кровью тряпку. противоположные чувства обуревали его, ходили по лицу желваки.
      − Слушай, ты, слышишь — я уезжаю, — шофер высоко подняв руки над окровавленным лицом мелкими шажками вошел во двор и остановился в некотором отдалении от стоявшего в центре двора мальчишки.— я сейчас сяду в машину и уеду … Ты меня не трожь, ладно, давай по-хорошему … Я … Я всё! Я уезжаю! Хорошо? Ты понял?!
      − Пиздуй на хуй! — нервно выкрикнул Кретин-мл.и опустил руку с ножом.
      Сделав еще несколько мелких шажков шофер добрался до подножки. Увидев осколки тёмно-зелёного бутылочного стекла и темное мокрое пятно рядом с колесом, глубокий вздох вырвался из его груди. Ему стало так тяжело на душе … В общем, смерть своих детей гораздо меньше бы его взволновала, чем этот пропавший даром чимергес … Но в зеркало заднего вида он видел стоящего с ножиком в руках чокнутого сопляка и понимал, что самые радужные его мечты не оправдались и сегодня он вернется домой — трезвый. Как никогда. В этот момент он снова подумал о монтировке, хорошей такой монтировчке в ящике с инструментами, но усилием воли отогнал от себя эту мысль, тем более вслед за ним во двор просочился отец. «Чью сторону он примет — этот м… — если дело дойдёт до поножовщины?»
      Отец между тем подумал: «Мы, старики, не понимаем современную молодёжь … Вот я, например, совершенно не понимаю своего сына … А их надо понимать, потому что я вижу как на моих глазах рвётся связь времён … Он ведь у меня не комсомолец … «
      — Ладно, мы еще увидимся … — сквозь зубы прохрипел член КПСС с 1948 года
      И напоследок, выезжая со двора, он не утерпел и сквозь специально опущенное до конца стекло дверцы изо всей своей мочи и ненависти харкунул в Гадёныша всей слюной, которая у него была во рту, и вслед затем нажал на газ. Мотор взревел, и разбитной грузовичок, подлетев на ухабе, понёсся по улице. Стадо гусей с гоготом еле успели улизнуть из-под его колёс …
       
       
      Про отца и сына сплетня появилась сразу, буквально на следующий день их появления в Тихом Омуте. Уже все к вечеру знали, что приехали воры мол, приехали. Защищайтесь люди добрые, замки на двери вешайте пока не поздно. Собак с цепей спускайте, да не одну а несколько. Иначе они вам покажут. Кузькину мать! Причем хотя на самом деле и отец, и сын были очень бедны, но они никогда не были ворам по духу, в отличие от тех воров, кот. проживали на Полустанке в полном довольстве и изобилии. Украсть из крайности, чтобы не умереть с голоду — это, наверное, совсем другое. А сейчас отец получил, что называется “подъемные”. В общем уже само начало не предвещало ничего хорошего.
      И не то, чтобы воровство здесь было предосудительно и непохвально, нет, совсем наоборот — большая часть полустаночников как раз и жила воровством то ли с колхозных полей и огородов, то ли с райцентровских предприятий, то ли с вагонов железнодорожной ветки проходившей сквозь полустанок. Все они тем только и держались на плаву, что расхищали собственность Великой Империи Добра и Света, общенародную собственность. Но это были свои воры, кот. хорошо знали друг друга. И они страшно боялись, что появятся чужие воры и переплюнут их, доморощенных. Понимать надо! Не об этом ли тихом и +райском уголке он мечтал всю жизнь, скитаясь по великой и могучей стране?