Глава первая. «Тоскую о минувшем. Там мои пустопорожние мечтания…»

 

В те времена, когда всемирной империей Добра и Света – Советским Союзом – правил дорогой и горячо любимый народом миротворец, он же мифотворец Леонид Летописец — пламенный борец за мир во всем мире, — в один из периодов, названный во время оно — пятилеткой эффективности и качества, студентов очного филологического факультета №-ского пединститута отправили вместе с дежурными преподавателями на самые различные сельскохозяйственные работы.

Проще говоря – на картошку!- чаще всего.

На картошку! Чтобы не отрывалась гнилая интеллигенция от всегда свежего И ЗДОРОВОГО народа – доценты с кандидатами помнили, что они родом из тех ворот, что и весь народ — свое рабоче-крестьянское происхождение.

С тихой радостью я возвращаюсь к тем уже ставшими баснословными дням – как много времени прошло, пролетело! – прежде всего, потому, что только сейчас у меня появилась возможность – после долгожданного выхода, скорее – выпадения на пенсию – серьезно заниматься воспоминаниями.

Достал с темной и пыльной антресоли несколько тетрадок, развязал веревочку, раскрыл: ба! какая желтая бумага — бумага! А я точно помню – писал свои беглые заметки на исключительно белой. Нельзя передать словом, как я был ошарашен. Может, это не я писал? Нет, почерк сугубо мой, а бумага – всё равно – желтая! Всего лишь двадцать лет! И уже вся – жизнь! А мне казалось, что все это было совсем недавно. Всё ближе и ближе к… – и душа неспокойна.

…внутренним содержанием общественных страстей являются недавние события. Давние события не входят в менталитет живущих, именно поэтому и получается такая громадная разница поколений. Отцы и дети! Эдипов комплекс! И прерывается всякая связь. Новому поколению, внукам совсем не понять дедов…

А мне невмоготу: как объяснить другим то, что для человека моего возраста понятно само собой… Увы и ах!

Хотя пенсия моя и небольшая, но позволяет мне впроголодь завершить некоторые из начатых в свое время духовных разысканий, начатых, но, к сожалению, в свое время не законченных из-за гнетущего давления обстоятельств… Как там говаривали классики: быть в обществе и не зависеть от него нельзя… Короче, с волками жить, по-волчьи выть.

Вою!

По знаку зодиака (или гороскопа?) я – Стрелец. Неутомимый исследователь всего нового, неизвестного, неизведанного, и даже заметил за собой одну любопытную особенность: если в какой-то момент неизвестного под рукой нет, я не задумываясь превращаю в неведомое то хорошо известное, что окружает всех нас. То, что стало привычным и будничным… Так вот сильно меня влечет всё таинственное, загадочное и непонятное, что готов находить его где угодно и что угодно…

Правда, в те золотые времена господствовала доктрина, что вокруг нас ничего загадочного нет, и всё уже давным=давно объяснено в гениальных трудах Маркса-Энгельса-Ленина. «Почаще читайте классиков, молодой человек!» сюда вставка

Но в воздухе той эпохи уже носилось нечто такое, что я не могу объяснить – то есть, как видите – необъяснимое. В общем, некое предчувствие… для меня, в первую очередь.

Наверное, это было то ощущение, что знамя валится из рук КПСС. Впрочем, КПСС её почему-то называли редко. Говорили просто – «партия», и все понимали, о чём идёт речь. Многие уже тогда начинали призывать к большей строгости. Или сетовать на то, что народишко распустился… Шофера наклеивали портрет усатого генералиссимуса на ветровые стекла, якобы он предотвращает столкновения, аварии?!

Однако разумом я просчитывал возможности и приходил к неутешительному для личной карьеры выводу, что у КПСС достаточно сил и средств, чтобы руководить страной всю мою оставшуюся жизнь… Я не был настолько безумен, как Амальрик.

И вот разбирая накопившиеся бумаги, обнаружил любопытную рукопись, подаренную в свое время Львом Семеновичем Г***. Сей маститый впоследствии доктор медицинских наук, писал кандидатскую в одном потоке со мной, но по несколько иным вопросам – по очень актуальной тогда тематике вялотекущей шизофрении, связанной с метафизической интоксикацией и бредом.

Сначала он ухватился за этот странный случай и стал собирать данные, но потом по здравом размышлению вдруг убрал его из текста кандидатской, и я его понимаю, потому что в данном клиническом случае было больше вопросов, чем ответов.

 

Глава вторая. «Ты приходи ко мне в могилу…»

 

… Резкий смрад обдал его лицо и в невольном движении назад он спиной натолкнулся на сырой откос с торчащими корнями, больно ударившись правой лопаткой. Сразу же за тем он рванулся в сторону, чтобы бежать, каким-то достаточно чудесным образом, подпрыгнул, за что-то ухватился, но уже выбираясь из ямы, слышит голос! Слышит, будучи в точности уверен, что рядом никого нет.

Примечание издателя: старые могилы, а судя по всему речь идет о захоронении времен гражданской войны, а в семидесятые годы прошло более 40 лет никакого смрада издавать не могут по той простой причине, что за это время всё там уже давно истлело…

Может быть, это был его внутренний голос? Но в тех обстоятельствах разбираться не было никакого времени. Быстрее и еще быстрее! Пока ночь не кончилась, иначе рассвет застанет его в пути.

В душе буря чувств, дрожание нервов сплошное…

«Зарой!» – ударил в уши звук неожиданно чужой, но всё-таки голоса. И это совершенно перепугало молодого человека, и он полностью отключился. Он уже ничего не помнит.

Именно поэтому я всегда скептически отношусь к рассказам о встречам с потусторонним, если там хоть миллиграмм страха. В соответствии с нашей пословицей: «У страха глаза велики».

Ни голос, ни слово, он уже в точности, конечно, не помнит…

Я вообще отношусь к потустороннему весьма по-особому, специфично. В эпоху так называемой «перестройки» многие люди неожиданно уверовали. Пошло повсеместное «качание прав» и «парад сувернитетов», а вместе с ними и признание права сверхъестественного на существование, а некоторые пошли еще дальше. Они сами того не замечая делают сверхъестественное таким же естественным предметом, окружающего нас мира, как и все остальные.

Для меня же сверхъестественное является таковым только потому, что мы не можем в точности судить о нем: существует оно на самом деле или его нет! Где мы можем строить только некоторые туманные предположения, не так ли?

Я знаю, что вы не согласитесь со мной. Не более того.…

…Он делает шаг, еще более наколняясь вперед, но как будто кто-то схватил его за пояс в тесном пространстве вырытой им с таким трудом (натер мозоли на руках!). уже ничего не соображая, он снова и снова рвется, падает на колени, хватается руками за траву, за ветки кустарника, за камни, но тщетно. Тогда он оборачивается, хватает отброшенную в сторону лопату и начинает нагребать на самого себя черную влажную землю, — загребает, загребает, утаптывая ногами и вдруг каким-то звериным прыжком выскакивает из ямы и со все ног бросается прочь. Прутья кустарника хлещут его по лицу, он перепрыгивает через надгробия, кресты, оградки – хотя все это можно обойти, рвется где-то зацепившаяся за что-то импортная куртка, достатая по блату со склада Потребсоюза, но он ломится напрямик, не выбирая дороги.

Бедная бабка! Что она должна была подумать, увидев грязного с ног до головы, лицо в свежей крови – юношу?!

Примерно такая картина встала в моем воображении: полная луна холодно взирала на какого-то бегущего от своей тени человечка, — абсолютно холодное светило и вдобавок равнодушное к тому, как сложится дальнейшая судьба молодого человека под её металлическим светом.

Глава пятая. Отчет для Академии Наук СССР.

 

Воспоминание круглое от сегодняшнего числа.…по-моему всё это началось попервах где-то в августе, в теплое время года, когда моя мать захотела, — нет, точнее: не захотела, чтобы я ехал «на картошку», потому что на – стоп! Об этом я не должен проболтаться.

Комары проклятые.

Я должен молчать об этом как партизан на допросе. Моя мать – партизанка. Поэтому я не знаю, куда я должен был ехать. Это знает она.

И она тоже не знает. Вы её пожалуйста, не спрашивайте. Знает тот – Черный и Большой.

Черный и большой овраг.…

У него спросите – он всё знает, потому что он сидит на седьмом небе.

Она всех знает и всё умеет. Потому что на первом курсе именно там «в коровнике» я подхватил жесточайшее воспаление легких, которая, как говорила она, чуть не унесло меня в могилу…

Впрочем, что она может знать о могиле? – этот черная отверстая дверь в земле. Уходя все обязаны её закрывать за собой. Но иногда она остается открытой. Когда уходящие по забывчивости либо по иным каким-то причинам забывают её закрыть, и она зияет разверстым зевом… Хотя ей надо верить, потому что она тоже у меня в ебом халате. Но лицо у неё за последнее время почему-то черное.

Мир цветной или Серый? Я вам отвечу, что это зависит от готового времени суток. Если облясно, то он серый, если светит солнце, он цветной.

Мой лечащий враг сегодня сказал мне: вы стали свидетелем уникальных событий, которые большинству из людей и не снились… Я так понимаю – это натуральная провокация. На что он намекает? Сама обстановка в этом помещении – где меня готовят к операционному столу – я всё знаю – как он разуверял меня! — описание обстановки – я бы променял её на сарай…

— Доктор, вы хотите убедить меня, что на протяжении двух недель у меня была одна сплошная галлюцинация?

Почему же сейчас у меня их нет?

Я изложу вам всё это по порядку, чтобы вы не сомневались. Разговора у меня с вами не получится, вы всё время меня перебиваете, и я не могу сосредоточиться….Письменно…

Она очень любит меня. Настолько сильно, что я порой, а это значит зачастую, — страдаю от её попыток обнять меня, погладить по головке и даже поцеловать в щечку по-брастки. Я не выношу этих телячьих нежностей. Объяснить, хотя вы мне говорите, что я должен всё объяснять с научной точки зрения, я не могу? Почему? Я отталкиваю её в такие моменты, потом горько каюсь, до слез даже, но изменить ничего уже не могу.

Она закрыла меня одно в квартире и сказали, чтобы я не поднимал телефонную трубку, не включал радио, не смотрел телевизор и помыл посуду, и ни в коем случае не точто дверь открыть, но и даже не подходил к двери и не спрашивал как идиот: «Кто там» — « ты у меня один. И я не хочу потерять тебя навсегда!»

Её очень беспокоило моё физическое развитие. Она с малого детства заставляла меня делать физзарядку, приобрела даже голубыедесятикилограммовые гантели, но я под всякими предлогами избегал сильных физических упражнений. Единственное, что в своей жизни я любил делать – так это читать. С одной стороны, мать радовалась, что я рос умненьким, но её беспокоило моё физическое развитие…

Я сделал все её поручения: не поднимал телефонную трубу, хотя иногда телефон разрывался на части от звонков. Но для меня это не проблема. Не подходил к двери а к радио и телевизору марки «Рекорд» у меня, студента филологического факультета, никогда особого интереса и не было, да и не могло быть.

Единственно, что я не помыл посуду.

Произошло это не потому, как она считала, что я – неблагодарный козел, а потому, что я всё думал, что успею помыть посуду, что у меня впереди очень много времени, и когда я уже собрался её окончательно помыть, то вдруг пришла она и увидела. Как в раковине посреди заплесневелой мутной воды – жидкости с матовым блеском – стоит как остров невезения горка тарелок и миску с __________ на самом верху. Она стала кричать вполголоса, что делает для меня всё, а я… я ничем ей не помогаю. Хотя совсем недавно она говорила, что я очень послушный сын своих родителей.

После сна изменился почерк

Да я не помню, какими имено словами она меня охарактеризовала. Ну на её бы месте я конечно. Назвал бы меня, ну к примеру так – «неблагодарная скотина» А как же иначе?

Для тебя я делаю всё, а ты?? – ты даже не можешь помыть посуду!?

Нет, она меня назвала оранжерейным цветком, такое у меня телосложение. У тебя вроде же были способности к филологическим наукам?

Внутренний голос, который мне совсем не нужен:

= Позови Петра!

А кто такой Петр? А Я не знаю его.

Было ли у Вас уважаемый служитель Асклепия, ощущение, что помимо – также вверху под потолком – больных существует еще некие тукры. Меня часто спрашивают, откуда ты знаешь эти слова и что они означают? Отвечаю. Я их знаю. Заинтересовался один академик. Он удалил всех из кабинета и провел мне допрос, делая пометки в блокноте.

Примечание: это был, наверное, ученый в штатском.

— Вы, наверное, хотите сказать – чакры?

— Да какая разница, для меня это тукры.. Иногда эти тукры превращаются в тукренности. А еще что вы знаете о клектах?

— А почему ты говоришь все время во множественном числе? Неужели там нет ничего единственного?

… и тогда он разозлился и захлопнул свой блокнот:

— Вы просто мудак! – зло прошипел он. – я не собираюсь больше тратить на вас время! — Он порывисто встал из-за стола

— Мудак? Откуда вы знаете это слово и что оно означает? – спросил я его всерьез, потому что не знал такого слова. Вслед за тем резкая боль в правом, нет левом – он бил с правой – повергла меня в шоковое состояние. И я, слава Богу, уже не помню обо что стукнулся при падении – мне было уже, слава Богу, нечувствительно. Хорошо, что больничное учреждение, а то бы я всерьез и надолго откинул копыта.

…Я знаю, что она шла _________ путем, потому что напрямую у нас знакомых в институтах никогда не было. Наверное, это всё-таки произошло через… есть у ней хорошая подруга на работе, они вместе работают уже много лет, и помогают друг другу, подменяют, что ли…

Подруга — приземистая тяжелая властная женщина, и у ней много подруг и знакомых, только как и у моей матери нет мужа. Когда эта подруга заглядывает к нам «на чай», мне становится неуютно, она всё знает и как бы читает мои разные мысли. О на всё знает и всё умеет. Она всё понимает. Откуда только что берется?

Так вот она сидела у нас на кухне, смотрела на немытую посуду и ещё смотрела на меня своими черными, как уголь, еще невыцветшими от старости глазами, которые казались мне тем более неприятными, что были расположены на сером, свинцового типа лице, потом сказала:
= Сынок, я сделаю для тебя всё!

Это меня страшно перепугало. Я затрусился, руки мои задрожали, мне было невозможно справиться с паникой, объявшей меня. Ведь мне ничего не надо вообще, а тем более не надо это страшное «всё». Я хотел бы только одного – чтобы меня все оставили в покое. Дезертир трудового фронта. Впрочем, не будем об этом.

Вас, конечно, заинтересует, сколько мать заплатила. Вы знаете, она почем-то никогда не посвящала меня в финансовую сторону нашей маленькой, но дружной семейки… Мать у меня человек святой. Она готова для меня на всё… и я глубоко благодарен ей за это. И если она так захотела, я должен быть послушным сыном…

Отчет для начала меня никто не просил написать. Даже академик шоковой терапии. Но мать моя партизанка и я тоже хотел бы быть партизаном своего Отечества. Достойная должность. Почетная в глазах всего остального населения. И уж если мне было суждено столкнуться с Миром нечисти я как учёный почёл своей обязанностью разгадать композиционную структуру Мира Нечисти, чтобы довести её до сведения мирового сообщества —

… Эти оторванные дргу от друга листки с замятыми краями меня сильно заинтересовали. Во-первых, сразу видно, что их исписал не совсем нормальный человек, а может быть и совсем ненормальный. Доподлинность этих записей сделанных на желтой тетрадной бумаге с уже выцветшей клеткой я не ставил под сомнение. Беспокоило другое: чья рука оставила следы на бумаге? Уж не моя ли собственная?

 

Глава третья. «В тихом омуте черти водятся»

 

Впрочем, это не совсем то, или совсем не то. Просто был сигнал. О хулиганстве. Выехали мы на это заброшенное сельское кладбище, чтобы составить протокол осмотра места происшествия. Было это не то в октябре, не то в конце сентября. В общем, осень стояла уже заматерелая, погода была насквозь промозглая. Целыми днями небо было затянуто серыми тучами. Дождь то шел, то прекращался ,то снова припускал, везде — лужи и грязь. Никого на дворе нет. Все живое тянется к теплу, под крышу, поближе к печке. И только лишь по самой суровой необходимости вылезать под дождь. Хороший хозяин собаку из дома не выгонит.

В общем, будничный, унылый пейзаж, окрашенный в беспросветно серые тона. Небо покрыто тучами, непрестанно струится дождь, воздух пропитан туманом и сыростью, не дай бог, худая одежка, влажный холод пронизывает до костей. Без сапог делать на дворе нечего.

Деревья уже полностью оголились, стояли как скелеты с почерневшими от воды костями-сучьями. Впору было белым мухам прилетать.

Машину пришлось оставить у деревеньки, поскольку дальше дороги не было, начинался лесок. Прошлись по деревне. Искали понятых. Не нашли. Все старики и старухи и все больные. Пошли так. Не ночевать же здесь. По небу тучи ползут низко+низко. Я был тепло одет – вообще, стараюсь в поездки одеваться, как говорится, «с запасом», но и даже я начал подмерзать…

Очень плохую роль во всех этих вещах, я вам скажу, играет ветер.

— Не сопровождалась ли Ваша поездка какими-то необычными для этого времени явлениями: не глох ли без причины мотор и т.п. Может быть, кто-нибудь палец прищемил или порезался.

— Вообще откровенно говоря, все были ужасно злые. Но это ведь всегда так, — бывший следователь в камуфляжной куртке.

Он только что пришел после дежурства в коммерческом банке, ведет разговор неторопливо. Он свое отработал. Он уже бывший следователь, вспоминает те времена не без удовольствия, сухощавый, седой морщинистый – морщины крупные, подвижные – в свои 55 лет.

«Ага, не перебегала ли дорогу черная кошка? – подхватывает он иронически. – Вы знаете, впрочем, тогда была такая эпоха, когда «летающие тарелочки» не летали, а если бы они летали, то для них это кончилось бы очень плохо. И в черных кошек, не говоря уже об электросенсах, никто особенно не верил… таких выездов были сотни, если не тысячи, та и я уже плохо помню, но то, что кладбище в те годы было просто кладбищем, а не как в пиндосовских фильмах ужасов. Вся чертовщина идет от людей… Нет людей – нет черта. И вообще я хочу сказать, советская милиция – она работала всё-таки на совесть»

…так вот кладбище старое, неухоженное, к нему вела заросшая тропинка, я помнится удивился, как они гробы сюда таскают, ведь неудобно же между деревьев еще хрен с два пронесешь, а в кустах точно застрянешь. Хотя могла быть и не единственная дорога. Пришли, а сам погост еще хуже чем дорожка к нему. Вот что значит, умирающая деревня. Кресты в разные стороны, звезд почти не видно, оно сильно заросло лесом. И только в центре достаточно свежая куча земли…

подошедший к нам майор Иван Федорович, помнится, сказал в том в смысле что:

только сумасшедший полезет в могилу, начнет отрывать, и всё такое прочее, — говорит он таким тоном, что ясно что это надо понимать не как личное его соображение, а как директиву: значит, искать будем сумасшедших, с придурью… Да и в протоколе всё будет отражено именно в этом духе: нерациональность, непоследовательность, отсутствие смысла и проч. – бред какой-нибудь, и искать будем сумасшедшего.

Почему же? Есть же и официально – ЭКСГУМАЦИЯ. Для установления истины.…

_ — Поиски истины – это тоже сумасшествие – пробурчал наш судмедэксперт. — Кому нужна эта истина?

Отказ понять смысл жизни – это нечто героическое? Да нет, наверное, просто тот смысл жизни, который предлагается молодежи, он просто не удовлетворяет ее. Ради него она жить не хочет. Она взыскует другого смысла и понадобится ей целая жизнь, чтобы понять,

Что другого смысла нет и не может быть

Он у нас был известный нигилист, но дело знал толково. Был лучший специалист во всей области по останкам, как свежим, так и мумифицированным. Да и мало любителей возиться с такими вещами. Иначе за его острый язык его бы давным=давно попросили на улицу. Начальство его, прямо скажем, недолюбливало и из года в год лишало премии. И еще по этой причине держали Верочку. То была добрая душа, подпишет тебе любые результаты, но недалекая, и когда дело касается тупиков, непонятного, не любила ни в чём ковыряться…

Например, дыра в черепе… Верочка сразу напишет какую-то общую белиберду вроде «причинено колюще-тупым орудием», а Станислав не только лезвие обрисует, но и с какого примерно расстояния, под каким углом, а особенно был мастером по определению времени смерти, тут у него особый нюх: скажет около трех часов ночи – значит, уже никто не сомневался, что именно ночью, а не утром или вечером. Впрочем, иногда давал весьма рискованные прогнозы, например, смерть наступила около двух недель назад… Впрочем, и обратное ведь кто докажет…

Так вот значит расстелил он тряпку, лег на неё, залез своими длинными руками, испачкав рукава плаща и начал диктовать: «гроб разрушен в трех местах – сбоку и сверху . Гроб пуст и т.д. Я сейчас точно, конечно, не помню. И вы тоже – воспринимайте всё это с поправками на слабую память…

Станислав приподнялся на колени: «Ни трупа, ни скелета скорее всего там и не было!» — сказал он и закурил.

= Час от часу не легче, так что же он труп оттуда вытащил? – вздыхает майор. – так это точно сумасшедший. Тут и думать нечего.

— Почему? Могли быть изначально и похороны с пустым гробом…

— Такого не бывает!

— Это вы зря, батенька, — очень даже бывает. Утонул, например, на глазах у всей развеселой компании пьяный, тело унесло течением, — не нашли…

— Ну и что зарывают гроб без тела?

— Представьте себе, что да…

— Чушь собачья!

Хотя по его вздоху я почувствовал что он сейчас думает: матерится в душе нещадно, и жалеет, что не взял Верочку, потому что Сейчас всё абсолютно запутает, но разве эту мадам вытащишь в дальнюю поездку. В медвежий лесной угол, да еще на кладбище?

Я тогда, помнится, на дату захоронения посмотрел: «Не труп, а скелет, — говорю, тоже, значит, захотел блеснуть познаниями в области судебной медицины, помнится зачет по ней сдал с блеском. – 1945 год на кресте!»

= Ой, не говорите глупостей! – начал сердиться майор – в сорок пятом году это было просто невозможно. Вы опять, Иван Федорович, не в ту степь поехали…

= Невозможно где? В колхозе, в совхозе… Здесь я с вами не спорю. Но в энтих глухих лесах жили черт знает как и черт знает по каким звкуонам. Здесь еще долго могло Советской властью и не пахнуть. С войны, допустим, оружия осталось достаточно много, и опытный человек, например, мог спокойно жить в лесной сторожке, постреливая дичь…

= Дичь, дичь… – передразнил майор, — это вы несете дичь!

И он радостно загоготал неожиданному своему каламбуру.

(Продолжение следует)