Глава вторая.

Ты не умеешь жить, чувырло в перьях!

После этого я часто задавался вопросом, что такое любовь с первого взгляда. Я смотрел художественные фильмы про любовь и про …, читал книжки одни за другими и даже ходил в театр абсурда (попал на «Лысую певицу» Эжена Ионеско), а также в цирк и балет — но так и не понял, почему у моего героя был такой бешеный первый взгляд, и почему не пролетали между юношей и девушкой никакие искры и не возникло никакого сердцебиения в унисон и т.п. и т.д.

Из дневниковых записей той поры: «Этот застой, эти выносящие мозг поиски и выматывающие душу живу метания, это 15-летие великого, но совершенно бесполезного экспериментаторства, — оно неудивительно! Брежневская эпоха — «золотой век» социализма, беспримерный по маразму действительности и склерозу престарелых вождей, выживавших из ума до последней стадии, не мог родить реального содержания. Трудно смириться с неизбывным ощущением никчемности окружающего мира. Героическая эпоха рождает героическую литературу, а что может родить застой и тупик? Какие-то вытребеньки, кунштючества, эксперименты на грани экскрементов, гомункулусы и симулякры … Ну и ещё — мемуары, мемуары и и ещё раз мемуары, венцом которых стала незабвенная эпопия из трёх книг Леонида Летописца…»

После этого не ахти приятного разговора со Старшим Братом он долго не мог заснуть, ворочаясь с боку на бок, слушал яростную музыку Большого Города: шум машин, подъезжающих с продуктами к магазину, расположенному на первом этаже,брань экспедиторов и перебранку приёмосдатчиков с товароведками, разухабистые крики и удалые песни пьяной компашки, расположившейся во дворе детского садика — в советское время, по-видимому, детские дошкольные учреждения не охранялись …

… Он проснулся (во сне!) сидящим за столом в своей комнате трехкомнатной квартиры в степном и пыльном городке. Ночь. Тишина. Родители безмятежно храпят за стеной во тьме ночной. Не спится лишь ему: какие-то странные чувства и ощущения обуревают молодого человека, склонившегося над раскрытым ровно посредине толстым русско-английским словарём… Но это не всё ещё.

Перед ним — лист бумаги в клеточку, и на нём он тщательно и с большим пристрастием чёрной шариковой ручкой вычерчивает на нём вычурный крест … Фигура чем-то напоминает трефу, то есть не прямоугольник, а квадрат, как рисуют эту чёрную карточную масть …

Мало-помалу всё большее волнение охватывает его. «Какой неприятный этот рисунок, и я не понимаю, зачем я его нарисовал! Его срочно нужно ликвидировать!» — подумал он. Словно подслушав его мысли, крест выгибается своей серёдкой кверху с бумажной плоскости, и его горизонтальная крестовина приходит в судорожное движение

— Нет, нет, — заверещала графическая уродина. — Ты сам нарисовал меня! ты …ты … ты … Ты и только ты!

И тогда он с бешено забившимся сердцем конвульсивно схватил листочек с ожившей жутью за краешек, и побежал к окну, чтобы выбросить кошмар на улицу через форточку … Форточка высоко, он размахивается — а эта жуткая трефа внезапно полностью отделяется от бумаги (Это же ведь сон?!), бумага улетает вверх , а крест плывёт ко мне, а я, застыв как парализованный, смотрю с ужасом на приближающийся чёрный знак, но сделать ничего против не могу. «И зачем я только нарисовал ЭТО?!» — но не могу — и не могу даже пошевельнуться …

Трефа властно приближается вплотную…

Ложится мне на грудь, и затем медленно, но неудержимо вдавливается в моё тело.

Никакой боли я не чувствую, только панический ужас…

В следующее мгновение с какой бессильной тревогой я смотрю на свою голую грудь — а на ней ничего нет, никакого креста, — и где же? — но внутренним взором я вдруг понимаю, что крест нарисовался у меня на спине, болтается там на тонюсеньком черном шнурочке … Это даже не шнурок, это волос брюнетки, в любую секунду готовый порваться. «Почему на спине? — подумал он, отходя от кошмарного страха.- Крест ведь носят на груди?!» — и вот на этой волне сновиденческого недоумения он проснулся, стараясь осознать где — пока понял, что он в гостях в столице, но яростную музыки Большого Города уже слушал дружный храп своих ближайших родственников, а не отца с матерью как это было в кошмарном сне. Старший Брат храпел раскатисто и с перерывами, Фотинья — мелко, но непрерывно, и с каким-то совершенно непонятным скрипом.

Естественно, первым делом он подумал, что это зловещий сон связан каким-то чудесным образом со знакомством с Верой, но запомнившийся крепко знак — крест находится именно на одном-единственном «волосе брюнетки» — ему показалось, что кошмар всё же совершенно … Ему снились разные сны, часть из них он записывал для тренировки руки и воображения…

Засыпая во второй раз, он как оглушенный и оглоушенный проваливался в очередную чёрную пустоту, и одной из последних его мыслей было то, что завтра он обязательно поедет в мострансагенство, чтобы купить билет на поезд домой.

Ну их всех нафик!

Он так устал … Скорее домой! Эта мысль его окончательно успокоила, и он моментально заснул уже сном младенца.

(Читать далее — Глава истерическая. Ботаник в Ботаническом Саду: ПРЕДЫСТОРИЯ)