Вернуться к Четырнадцатой главе

Повесть о счастье, Вере и последней надежде.(НЕОКОНЧАТЕЛЬНЫЙ ВАРИАНТ)

Часть Первая. Чудес не бывает, НО…

>15.
Сверхскоростные процессы при скольжении по наклонной местности.

БЕСКОНЕЧНОСТЬ. Наличие в руках белой картонки с двумя переплетёнными кольцами — почти что математический знак бесконечности — открывало перед нашими неожиданными будущими молодожёнами двери весьма специфических магазинов.

— Так что давай завтра приезжай пораньше! — приказала невеста новоиспечённому жениху.— там тоже всегда выбрасывают с утра…

Если мне не изменяет память, они назывались «Салоны для молодожёнов» или что-то в этом роде. Нет, всё-таки—»Салоны для новобрачных» — хотя и то, и это было не совсем правильно, не по-нашенски.

Товары в этих элитных торговых точках можно было приобрести только по предъявлению заветной картонки, в которой была указана дата свадьбы и ещё что-то. Помимо свадебных платьев там были импортные туфли, босоножки, мужские костюмы и галстуки, носки, И МНОГО ВСЕГО ЧТО НЕ БЫЛО В СВОБОДНОЙ ПРОДАЖЕ ВО ВСЕХ ОСТАЛЬНЫХ МАГАЗИНАХ. А самое главное — качество…

Но первое, что вас встречало — особенно в середине рабочего дня—это абсолютная пустота торгового зала: в отличие от других торговых точек посетителей в этих салонах было мало. После всех этих очередей, а то и давки в предыдущие дни — эта пустота завораживала… Она давала какой-то иллюзорный отсвет на всё происходящее с ними; словно во сне…

Три дня подряд они с Верой постоянно заглядывали в эти пустые торговые залы, и только один раз за это время столкнулись с другой парой молодожёнов, лет так на десять помоложе их — невеста примеряла свадебное платье, жених, устав от своего непонимания, вышел покурить на улицу за двери и не особенно торопился возвращаться…

Конечно они ходили не только в эти нереальные салоны, ходили и в другие реальные магазины…

Советская власть была всю свою недолгую жизнь помешана на спецзаказниках, спецприёмниках, спецраспределителях и прочих спецзаведениях самого разнообразного толка. Ему вспомнилось:

…- Слушай, тут один товарищ у нас в отпуске, возьми набор – сказал мне инструктор отдела райкома партии, в принципе, они относились ко мне хорошо. Не знаю почему, правда?!

Но он удивился, во-первых, прожив полжизни на обочине Советской Системы, он и не подозревал, что работники райкома партии отовариваются помимо базара и магазинов каким-то специальным образом.

Удивился инструктор и, наверное, пожалел, что предложил: в набор входила хорошая рыба, головка импортного сыра, ещё что-то такое вкусное и дефицитное – и всё это за копейки, чего в магазинах НИКОГДА не было и в помине. Но Серёжа не только удивился, он ещё посмотрел на меня неким специфическим взглядом, в котором засветилась подозрительность: любой советский человек схватился бы за такой набор двумя руками, и если мыслить логически как Шерлок Холмс, то на дыбы вставал вопрос, а …

— Кольца? — Он вздрогнул, не заметив, как она начала говорить с продавщицей — Нет, обручальные кольца мы покупать не будем! — вывел его из ностальгического воспоминания голос Веры

— Ну что? Наверное, мне здесь свадебный костюм надо отхватить? — спросил он. Она как-то замялась.

— Как хочешь, — ответила она равнодушным тоном. Он смело и быстро двинулся к длинной шеренге тёмно-синих пиджаков. Взял первый попавшийся и принёс к невесте.

— Вот этот вроде ничего… — он сказал он этаким сомневающимся тоном, разворачивая вешалку пуговицами к ней и поднеся почти вплотную к её лицу…

— А он тебе нужен? — сказала она отсраняясь от невежливого жеста.

— Ну я тогда померю!

Но после этих еого слов её глаза поползли на лоб: «Слушай, а какой размер ты носишь?»

«Размер? Хм, анапест, дактиль, амфибрахий …» Он будучи Великим Поэтом знал точно, что у всех стихов есть свои точные размеры, которые невозможно спутать друг с другом, но, впрочем, был ещё холиямб— «хромой ямб». Но чтобы у него самого был какой-то размер обуви и одежды? … Ну да, в принципе, какой-то размер есть, наверное, но до сих пор он приходил в магазин и не глядя, — ей-Богу я не вру, действительно не глядя ни на какие размеры примерно брал штаны или ботинки, потом просто примерял, если были коротки—да и фик бы с ними! Как говорится, с лица не воду пить. А туфли, главное, чтобы не жали. И подешевле!

— Это же на слона! — повысила голос Вера.— Это же 62-й.

— Правда?! На слона? — искренне удивился он.—А я думал — на жирафа! — попробовал он неуклюже отшутиться.

— А у тебя… — она зупинилась и, смерив его фигуру с ног до головы, произнесла вердикт: — У тебя—48-й, максимум. Ну рост— а вот рост, наверное, 4-ый …

Вера пожала плечами. Он стоял не зная что делать с выбранным матерчатым полотном.

— Да я бы померял, — промямлил он, — а вдруг—подойдёт…

— Пошли … — вдруг сказала Вера.

Они вместе подошли к стойке с мужскими костюмами. Вера стала перебирать костюмы и вскоре вытащила из группы совершенно одинаковых тёмно-синих матерчатых краев и концов какой-то и отдала ему.

Он направился в тесную кабинку для переодевания. Штаны в талии оказались свободными, и норовили съехать вниз, поэтому чтобы удержать их на себе, он — как только можно больше— выпятил живот. Пиджак, наоборот, жал в подмышках, но он, приложив серьёзные усилия, застегнулся на все пуговицы сразу, и понял как во время она дамы чувствовали себя в корсете. Но нитки у импортного пиджака оказались прочными и не гнилыми. Из этого всего можно было ожидать если не Чарли Чаплина, то по крайней мере весёлого клоуна Карандаша… Но—свадьба обязывала. В конце концов, подумал он, эта церемония с матримонией не должна продлиться долго…

Обернулся, его глаза встретились невзначай с зеркалом примерочной, он посмотрел на себя и — не узнал. Перед ним стоял молодой незнакомец весьма авантажного вида, как будто сошедший с картинки западного журнала мод, проникшего сквозь железный занавес тайком и нелегально. До сих пор он и не подозревал, что одежда может так радикально менять внешний вид…

— А когда ты, образина, последний раз смотрел на себя в зеркало? — придирчиво прохрипел внутренний голос.

— Ну как—когда? Когда брился … — ответил он ему. И тут же вспомнил, что бреясь электробритвой, он не особенно утруждал себя этим зрелищем и зеркалом. А так—почти наощупь… Тем более в прихожей у Старшего Брата было темновато электрофицировано.

И теперь солидному джентльмену темные круги под глазами придавали некую томность.

— То-то и оно! — саркастически расхохоталось гнусное подсознание …

Предуготовленный к разного рода насмешкам, которые по его мнению должны были последовать со стороны Веры, он резко отдёрнул занавеску и сделал трудный шаг внаружу.

Вера вздрогнула. Каким-то сверхъестественым мужчинским чутьём он вдруг понял, что неожиданно произвёл на неё впечатление — первое за всё эти четыре дня. Только подумать, вот что значит какая-то драп-дерюга. Может, она представила на мгновение, как она будет выглядеть под руку рядом с вот таким парнем?!

— Ну как?..— говорить с надутым животом было трудно, но он преодолел и это, дыша короткими резкими дыхательными движениями

— Ничего… Ничего.

— Тогда берём! — поспешно сказал он, потому что от натуги сохранять живот выпяченным, у него уже глаза вылезали из орбит; он бросился почти бегом к примерочной, как к сортиру во время поноса … Натянув свои родные кримпленовые брюки, он задумался: как же он будет стоять, придерживая брюки одной рукой, во время брачного церемониала … А вдруг ему понадобятся две руки—тогда штаны что? Свалятся? Он с некоторым прискорбием посмотрел на тёмно-синий свадёбный костюм и хотел уже отказаться от него несмотря на Верину похвалу, но тут его осенило:

… Эврика! — воскликнул он. — Верёвочка! Ремень!! Подтяжки!!!

Из примерочной он вышел с приподнятым настроением от своей находчивости. Ему даже пришла в голову ещё одна новая мысль: надо взять два таких костюмчика — один точно такой же про запас.

Он повернулся к вешалке с костюмами:

— А тут есть ещё один такой же? Или это – как всегда – последний?

— Только с перламутровыми пуговицами? — съёрничала Вера. Видимо, у ней тоже улучшилось настроение — А чем тебе этот не подходит?

— Да нет, всё нормально. Просто я хочу — про запас, второй такой же.

Вера фыркнула.

— Молодой человек, — тоном прокурора пояснила оказавшаяся, как нельзя кстати рядом, продавщица в выутюженном фирменном костюмчике, — по удостоверению зарегистрированных органами вы имеете право приобрести в нашем Салоне только по одному комплекту имеющихся в наличии товаров.

— О продаже мы ставим отметку вашему удостоверении, — сбиваясь с тона прокурора на речь участкового, завершила она пояснение. — Записываем его номер и к себе для отчета.

— Всё понятно, товарищ майор, — шутливо ответил он, почувствовав себя одной ногой за решёткой. Продавщица как-то странно посмотрела на него.

— А ты что думал?

Но какая-то волна эйфории продолжала его баюкать, и на этой волне он подошёл к безлицему манекену с напяленным на пластмассу свадебным платьем

— Слушай, а кринолинчик-то ничего! Давай я тебе его куплю?!

Он по-деревенски выпятил указательный палец в сторону скопища белоснежных рюшек, фестончиков, бутончиков, сборок и строчек, водопад которых мелкими косыми волнами простирались почти до самого линолеума.

— Зачем?

… Только мы почему-то понимаем всё это тогда, когда уже поздно что-либо исправить — ну очень было похоже на портьеры в Колонном Зале Дворца Союзов …

Он не знал, что ответить; ответить — что он видит (он очень хотел бы видеть её!) стоящей в этом «белоснежном водопаде» на брачном церемониале — он неожиданно и вдруг застеснялся. Хотя ему казалось, что это будет неплохо, очень даже неплохо выглядеть — особенно с точки зрения его Фуева-rукуева

— Мне это не нужно, — спокойно и чётко ответила Вера. И он даже как-то не понял: что именно ей не нужно? Женитьба? Или именно это свадебное платье?

Эйфорическое настроение зашипело и испарилось. Вернулось буднично-пессимистическое.

Он остановился.

— Ты ещё чего-то хочешь себе купить? — как-то механически спросила Вера.

— Да вот ищу… может быть есть здесь хороши гавноньоль?!

— Говиньоль, — поправила она.

— Ну да! Ну да я это и хотел сказать…

— Ты хоть знаешь, что это такое?

— Это такая шляпка свадебная для тебя …

Вера снова не выдержала и фыркнула….

Х Х Х

Это было пару лет назад. Но память – но память. Когда он работал в газете. Пришло письмо из колонии от заключённого, и Тереза, зав. Отделом писем – без догмата – стала читать его во всеуслышание: Пупырышкин и она укатывались со смеху от безграмотности адресанта. Он тоже улыбался, но из врождённой деликатности, не желая испортить чужой праздник, — улыбался сквозь зубы. Ему вспомнилась одна наша пословица, сказанная в сказке нашим народным героем Иванушкой-дурачком:

— Не смейся чужой беде – своя напереде.

Смеялись, они вполне естественно не над чужой бедой, не над этим бедолагой, оказавшимся за колючкой и вполне возможно – справедливо оказавшимся, а над курьёзностью его словечек и словосочетаний, но у него, отсидевшего два года в стройбате, в тот момент возник образ опутанного колючей проволокой заключённого в ватнике,

— С КЛЯПОМ ВО РТУ —

Ну не с кляпом, конечно, но с чем-то таким — потому что морозный воздух в местах не столь отдалённых обжигает нос и глотку…

Мороз крепчает…

…и он, как ему показалось, навсегда понял ещё одну простую истину: горе человеческое, если это настоящее горе, никогда не может быть выражено иначе как вот таким безграмотным и курьёзным образом.

Если горе будет описано с соблюдением всех правил орфографии и пунктуации стандартным советским литературным языком, то это уже будет не судьба человека, а …

…ну например, это будет «Целина» или «Малая Земля» Леонида Ильича Брежнева про великое народное горе. Или какое-то другое стандартизированное произведение очередного лауреата Ленинской премии, Государственной или Нобелевской премии, но — никак не обычное человеческое горе.

Поздно вечером того дня он специально задержался после работы, и когда коллеги отправились подомам, то наш Шерлок Холмс полез в мусорку и достал из плевков, окурков и яблочных огрызков это письмо.

___По правилам советского газетного судопроизводства, все приходящие в печатный орган райкома партии письма должны были регистрироваться в специальной книге, которую Тереза по своей генетической памяти бестрепетно называла «тал=мудом». Газета «Заря коммунизма» не была исключением.

Однако зав. Отделом писем как член партии с правами инструктора горкома партии имела право. И правом этим Тереза пользовалась соответствующим образом.

Расправив смятые листки, посеревшие от лагерной пыли, наш герой всё-таки, как истинно великий детектив, нашёл эти слова и аккуратно выписал в свою записную книжку:

— После этого, — велеречиво писал матёрый преступник в районную советскую газету, — каждое событие моей печальной жизни становилось очередной ступенькой наклонной плоскости, по которой я опускался всё ниже и ниже …

И сейчас у него появилось точно такое же ощущение своей жизни как лестницы:

Первая ступенька – знакомство с Верой и поход на Джа*ку.

Ещё одна ступенька – Ботанический Сад и поездка по магазинам.

Третья – ЗАГС …

В общем, до тебя мне сейчас не дойти, а до смерти – четыре шага … Оставался четвёртый шаг.

Но тогда ему показалось, что это лестница вела вверх, а не вниз. И что чёрный мотоцикл Ка-750 мчится к славе…

Х Х Х

Из Неотправленных Писем Провинциала: «По СССР бродит призрак?..» Копия Старшей Сестре с Большими Ушами.

ЗАПИСЬ ОТ 05.04.1987

ПЕРЕСТРОЙКА, ГЛАСНОСТЬ, УСКОРЕНИЕ И ХОЗРАСЧЁТНЫЕ БРИГАДЫ КОММУНИСТИЧЕСКОГО ТРУДА…

В моменты революционные революционное враньё неизбежно. И чем глубже и кореней революционная ситуация, тем фантастичнее и абсурднее это враньё, тем масштабнее ложь, тем кровавей — неизбежное очередное «кровавое воскресенье»…

Ибо только полноценными иллюзиями о близком и счастливом будущем можно заставить человека идти на верную гибель. Призрачный, но такой близкий рай порождает череду фанатиков, готовых убить себя ради великих идей. Смерть других при этом — не в счёт, а во благо… На них поначалу со вполне понятным недоверием всматриваются народные массы, но потом всё больше и больше заражаются и заряжаются их фанатизмом. Начинается революционный коллективный психоз.

Тьмы низких истин нам дороже

Нас возвышающий обман

Смотри научные труды Ганнушкина.

Но когда революционная ситуация идёт на спад и убыль, то это враньё обнажает свою бессмысленность и бесцельность, но становится накатанной стартовой полосой для взлёта плеяды очередных подлецов и внеочередных мерзавцев…

Х* Х* Х*

… он вышел из подъезда и пошел вдоль этой многоэтажной горы с гнёздами балконов. Занятый своими напряжёнными напряжениями, мучительными размышлизмами, чувствуя, что судьбы свершается приговор, он позабыл перед выходом посмотреть на погоду в окно.

Между тем небо с утра было плотно затянуто облаками, но не было холодно — теплота с духотой какой-то царили вкруг него. Но всё равно казалось, что ничего не предвещало ненастья, он даже не взял своего суперзонтика. Зонтик-шпага, зонтик-пика, который он приобрёл в том числе и в целях самообороны при своём предыдущем визите в столицу…

И вдруг — на тебе! — он ощутил на своей щеке щелчок водяной капли. Он подумал — птичка, потёр щеку ладонью, вспомнил хрестоматийное: «Хорошо, что коровы не летают!», но уже через несколько шагов асфальт вокруг него стал покрываться чёрными точками. И с каждым его шагом их становилось всё больше и больше. Обогнать их явно не было никакой возможности…

Но он всё же рефлективно побежал. На бегу, вглядываясь по сторонам, где бы спрятаться от надвигающегося ливня, и—вдруг увидел решетчатый забор, а в нем — широко раскрытые ворота и дальше — вход в церковь, на которую он смотрел в столичной закрутке только со стороны. Проходящих мимо.

Несколько секунд, и он уже был в притворе храма. Вовремя! Капли дождя загрохотали сзади за его спиной со страшной силой, и в мгновение ока всё вокруг расплылось в дождевой мгле … Если бы он не заскочил под сень куполов с крестами, то сейчас бы промок до нитки и опоздал бы на свидание с Верой, потому что вынужден был бы вернуться и переодеться.

«…земную жизнь, пройдя до половины, я очутился в сумрачном храму» — цитатно подумал он по своему обыкновению, цитатно.

Он оглянулся — дверь из прихожей в храм была приотворена: сердце слегка ёкнуло — случайно ли это совпадение. ..

Не есть ли это приглашение свыше?!

Из полутемного помещения церкви тянуло каким-то, ну очень ароматным дуновением, впрочем с достаточно странным запахом, от которого слегка засаднило в горле. Что-то есть. И это что-то властно потянуло его зайти…

«Так вот он какой, аналой!» — воскликнул он в себе.— «Какой интересный у этого аналоя запах?»

Из курса научного атеизма, среди всяких и всяческих антисоветских сект он помнил, что внутри православной церкви распространяется специальный запах, чтобы одурманить верующих. И он почему-то решил, что это снадобье называется не как иначе как— «аналой».

Ему стало интересно — он не крестясь, а как экскурсант с гордо поднятой головой вошел в святое сооружение, и уже полной грудью вдохнул странный сладковатый, доселе ему ненюханный запах, странный в полной мере…

Внутри очень высокого помещения было темновато, горящие отдельными точками в кругах и полукружьях перед иконами и накануне смерти свечи не давали необходимого света, чтобы всё рассмотреть в деталях. Он поёжился от подступившей к телу сквозь одежду прохлады.

Внутри стояла неизбывная гробовая тишина, а снаружи доносился приглушённый шум дождевых струй, хлеставших по стенам и куполам церкви. Прямо перед ним висели лики; изображения людей для него были одновременно и похожи, и непохожи на фотографии и портреты …

Иконы …

…пожилая толстенькая старушка в белом платке прислонилась лицом к одной из них и жадно взасос поцеловала полированную поверхность её обложки. «Во, чокнутая! — подумал он. — Явно с головой непонятно!». Сделав несколько шагов вперёд, он озирался по сторонам. Резкая вспышка молнии на мгновении ослепительно осветила внутренности храма …

— … — — … — — … —

Это небесное явление толкнуло его шагнуть ещё по направлению к «исповедальне», — именно так он воспринял эти небольшие воротца посередине противоположной стены—в центр храма. Он подумал, что именно за этими воротами наедине со священником можно — ОТКРЫТЬСЯ. Иначе зачем тогда эти воротца?

Открыться совершенно чужому и может быть совершенно чуждому человеку. Многие носят свои переживания в самих себе и не имеют особой охоты делиться ими с окружающими, какие бы тяжелые эти думы ни были. Он был именно из таких. Конечно, он ушёл бы отсюда… Но—дождь. А у него как на грех не оказалось с собой зонтика.. Он такой предусмотрительный сегодны вдруг забыл взять его с собой. И вот—если бы не это ненастье, разве зашёл бы он в Храм?

Но неисповедимы пути, которыми приходят люди к Богу. Шагнуть, как переступить невидимую границу — вчера был там, а сегодня уже здесь. Младший научный сотрудник. Нет, он уже не был младшим научным сотрудником, он был маленьким мальчиком, заблудившимся в темно-темном житейском лесу. И вместо прохлады стало еще жарче. Бешено заколотилось внутри сердце… «Ну-ну! Это что-то новенькое!» — он автоматически стер испарину со лба

«- Нет, — взъерепенился внутренний голос, — ты что-то всё-таки перешагнул! Ты уже не можешь по-другому после этого. Жребий брошен»

« — Чего не могу?» — спросил у самого себя он. В ответ была мёртвая тишина — внутренний голос куда-то пропал.

— Слышь, ты, постой, подожди, где ты там запропастился?

— Ну чё там ещё? — раздражённо ответило изнутри самого себя.

— Слушай, бес, а что я могу сделать, чтобы вернуть назад свой несколько минут назад заброшенный за кудыкину гору жребий?…

… В этом полутемном помещении без электричества, — наконец, наконец, он разглядел ещё одну женщину редкого и потому непривычного вида, наверное, старуха, потому что она была в двух платках сразу, за сгорбившейся спиной лица не разглядеть… Она плакалась, сморкалась и причитала замогильным шепотком на сына, который беспробудно пьянствует, и под пьяную руку лупит ее, чем попало… Она напомнила ему покойную его к тому времени бабушку со стороны отца…

— Мало молишься, — смиренно произнёс священник, у которого и бородёнка, и головёнка были покрытыми вьющимися рыжими волосами.

— Ну как же мало, батюшка, — слезливо заспорила она.— Сегодня утречком 43 раза прочитала Отченаш. И псалтырю читала … Вчера вечером читала… Несколько часов подряд…

«Ну вот какая тут тайна исповеди!? — подумалось ему, и сердце его тоскливо сжалось. — Как на сцене… Всё слыхать…».

Поняв это, он захотел уйти …

«Конечно, во всём этом не мешало бы разобраться, — подумалось ему.—но это потом. Потом. А сейчас меня ждёт Вера»

— .-.=.-.—

Выходя из церкви, он оглянулся и поднял глаза ввысь, и ему показалась, что какие =то смутные тени пролетели под омытым дождем куполом …

— Нет, это тебе просто показалось, — проснулся внутренний голос. – Ты же изучал научный атеизм!

— Религия – это сила слабых, это сила слабых духом. Сильные духом организуют подпольный обком, уходят в лесные партизаны и напоследок будут прокляты Сталиным как враги народа. Враги советского народа.

Любая религия — вспомнил он слова Лектора – паразитирует на присущем каждому биологическому существу страхе смерти. Буддуизм, магометанство или христианство пытаются снять этот страх смерти разумным путём … Религии рационализируют …

— Что вы всё о смерти да о смерти? Прочитайте лучше нам стихи! — с места поднялась пьяненькая уборщица кинозала. — Я вас любил, любовь ещё быть может… — тоненько завыла она всемирно известный романс

— Гражданка! — окрысился на неё Лектор, невольно выдав свою социальную принадлежность. — Тема нашей лекции: «Мировые религии ака орудие империализма «…

… Когда он вышел из прохладного помещения, то дождя уже не было, и на дворе вовсю светило солнце. Его тело объяла влажная духота. По бокам земного пространства между домами бежала вода, она бежала дальше на Императорскую, где поток грязной напоминал уже целый ручей. Проезжавшие по нему машины поднимали волны аналогичные прибою, а какой-то лихач извлек колесами целый фонтан брызг … Женский визг засвидетельствовал, что струя грязной воды достигла цели …

— Чтоб ты козёл сраный перевернулся! Чтоб ты разбился, скотина несчастная! — пообещала ему вдогонку женщина, чей нарядный костюм покрылся мокрыми и грязными пятнами …

(Читать далее — 16. Змеиный Гад, ты будешь казнён на рассвете!)