Глава первая.
ЛЮБИТ-НЕ ЛЮБИТ, к сердцу прижмёт, к чёрту пошлёт ….

Выйдя из прокуренной редакции на свежий и громкий воздух, он долго сидел на бульварной скамейке, смотрел как седовласые или лысые пенсионеры, опираясь на тросточки, читают вывешенные на стендах «Правды», «Известия, » и прочие прожектора перестройки, а пенсионерки выгуливают собачек и кошечек, и все — курят, курят, курят …

А там — где-то поближе к Красной площади, ГУМу и ЦУМу все бегут, бегут, бегут :

— Они все—там— подлецы! — с важным видом сообщил ему на ухо его внутренний голос и сардонически откашлялся.— И вообще это не Союз писателей, а Союз Подлецов СССР, и ты об этом прекрасно знаешь!..

… Бульварное кольцо. Кольцо Мёбиуса. Обручальное кольцо. Хотя ему было немного за 30, но у него уже вошло в привычку, сделав какое-либо- как он считал! — важное дело, вот так остановиться на пять минут, на полчаса, посидеть, задрать голову, посмотреть на синее небо и взглянуть на белоснежные облака, потом опустить глаза- на редкие еще в августе, но уже появившиеся на зеленых деревьях желтеющие листочки :

«Пройдёт и это!»

А будущий гений сидел и думал, думал, зачем он только что это сделал- всё равно ведь не напечатают гения … И прекрасно зная самого себя, свою неуёмную, хотя и глубоко внутрь запрятанную гордыню, он понимал, что и палец о палец не ударит, чтобы сбацать заказную рецензию или еще как-нибудь протолкнуть — в печать, в свет …

Сколько ж это надо дворников, чтобы подмести все окурки и собрать все плевки!?..

* * *

В какой-то момент Вера и Фотинья оставили одного в одной из комнат. Он воспринял это совершенно спокойно, и не пошёл их искать, он просто сел на кресло, и стал рассматривать обстановку, по богатству и пышности в разы превосходившую его домашнюю, явно убогую, — и тут в его гордом одиночестве он вспомнил:

ЖИЗНЬ ЕСТЬ СОН,

И снова посетило это навязчивое ощущение, что он продолжает спать и видит просто бессвязный сон. Это ощущение как-то окутало его этаким голубым туманом.

Он приободрился: ведь сон сейчас закончится, он проснётся и — всё потечёт по-прежнему. Оглянувшись на закрытую дверь комнаты, он легонько ущипнул себя за мочку правого уха и — скривился от боли. «Нет уж, кажись не сплю!»

— .-.=.-. — — .-.=.-. — — .-.=.-. —

Но сон не кончался. Четырёхдорожечный двухкатушечный иностранный магнитофон стоял на низком журнальном столике, блестя клавиатурой чёрных, красных и белых кнопок. Судя по перемотке, он был готов к запуску. Интересно, какие песни записаны на бобинах :

И тишина!

Неискушённому читателю сразу же должны припомниться ставшие трафаретными: «И тишина! И мёртвые с косами стоят…»

— Не-а. Ничего подобного!

Вместо «мёртвых с косами» неожиданно то ли в трёхдверчатом шкафу, то ли за окном что-то выразительно стукнуло, и вслед за тем в пустую комнату вошла статная пожилая женщина с гривой белых вплоть до какой-то синевы волос. Он неловко приподнялся с мягкого кресла.

— Здравствуйте, — сказала дама властным, отчасти резким голосом и по-мужски протянула ему руку. Он в столице приучился чмокать по-гусарски в ручку всем женщинам подряд, но тут его что-то остановило- вместо поцелуя нерешительно с мягкой трепетностью пожал протянутую длань горделивой осанки.

“Пойдёмте, я вас покормлю!» — она сопроводила приглашение величественным жестом — на безлюдную кухню.

Он согласился более чем поспешно: жил у Фотиньи, а там как всегда в молодой семье из коммунальной квартиры с тараканами было густо, а с едой — пусто. А здесь ему налили глубокую тарелку щей, он впервые в жизни их пробовал, этот «капустняк», потом последовала гречневая каша с сосисками, а вот чай?

Он отказался от кофе, от чая и выбрал пустую холодную, но кипячённую воду, чем вызвал полный фурор: опять глаза напротив — как блюдца, потом усмешки и смешки — «Что это за чай без чая и сахара? Ну разве такой бывает?». У него как раз было что-то непонятное с сердцем, какие-то странные перебои, и он перестал употреблять слабые наркотики, боясь усилить эту сердечную аритмию. «Будто жизнь от меня занавешивается». Но на него посмотрели весьма и весьма подозрительно …

Боже! Как хорошо тогда поел! Но что-то погасло внутри — обильная еда вызвала необычное ощущение покоя и уверенности в своих силах. Но — потянуло в сон.

* * *

Из кухни его, видимо, в качестве почётного гостя — не иначе! — повели на балкон, где показали ребенка в детской кроватке. Балконные окна были распахнуты настежь. А за ними — такая удивительная в Большом Городе зелень! Небольшие яблочки висят на верхних ветках дерева так отчётливо близко, что кажется-протяни руку и сорвёшь ещё неспелое, кислое и с небольшой червоточинкой … :

— Прыгай! — ткнул своим костлявым пальцем бес в его молодое ребро.— Прыгни как Подколесин — в окно! Одним прыжком ты разрубишь этот гордиев узел, этот жизненный узел навсегда!

— О ты, чёрт! Третий этаж, блин, — высоковато будет! — молча ответил он своему внутреннему голосу…

— Эх ты, слабак! Ты — трус! Тьфу на тебя! — внутренний голос смачно отхаркался и смело плюнул…

— Да! Я — слабак! А ты что этого не знал?…

Грубая нецензурная брань донеслась через окно балкона откуда-то снизу, из-под сплошного зелёного шатра деревьев… Вера и её сестра, стоявшие рядом с ним, вздрогнули, Фотинья, наклонившаяся над кроваткой и ухом не повела…

— Это — пьяницы! — сказала седовласая женщина за его спиной.— Житья от них никому никакого не стало. Надо в милицию позвонить — чтобы приехали и разогнали их… С утра уже куролесят…

Он тупо стоял и равнодушно смотрел на то, что лежало в кроватке: белый свёрток как свёрток, личико с двумя закрытыми глазами — ему нечего было сказать. Ребёнок сладко спал.

Он подумал: с полгодика свёртку, наверное, уже есть… Что ещё?

— ,. — — ,. — — ,. —

Молодой человек стоял и тупо смотрел. Пауза затягивалась. Его выжидательно меряли взглядами — три молодых женщины. Он мучительно задумался, но голова была пуста, потому что вся кровь отхлынула от мозговых извилин в желудок — за калориями.

И вдруг эта бессмысленная кроха приоткрыла свой левый глазик и явственно подмигнула ему — и взгляд её был острый, колючий, — глаз волка. Он затаил дыхание. Но — это было какое-то мгновение и в следующую секунду всё пропало.

Молодой человек повернул голову слегка направо, потом—налево: нет, кажется, это ему только показалость… Всё спокойно.

— Не правда ли красавица? — потрясенные его тупым, но упорным молчанием, в один голос Фотинья, Вера и еще одна молодая женщина пришли ему на помощь.

— Да-да, конечно, — поспешно согласился он. А сам подумал двулично: «Дитё как дитё. По правде мордочка спящего младенца не то, чтобы очень красивая, но ведь это обыкновенное лицо ребенка — ну чего там, какая уж красота?!» — появилась у него мысль.

— Конечно, красавица …

Короче, экзамен на чадолюбие он не прошёл категорически. Казалось бы чего проще — надо было, наверное, радостно заулыбаться, наклониться, щёлкнуть пальцами, сказать что-то такое: «Агу-агушеньки!» и т.п. и т.д. Ребёнок бы проснулся, испугался, заорал и тут пошла бы потеха! А он вместо этого стоял как деревянное полено, и даже знаменитый Папа Карло при всём его трудолюбии не смог бы сделать из этого полена — жизнерадостное Буратино в тот момент.

— … — — … — — … — — … —

* * *

Встреча явно не заладилась. Молодые люди совершенно не клеились. Несмотря на определённые усилия Фотиньи, и даже сестры Веры, беседа не шла вообще. Говорились какие-то малозначащие фразы, из которых наиболее глубокомысленной был вопрос Веры: «Надолго ли в Москву?». Молодой человек призадумался, словно это была задача по крайней мери из тригонометрии, и наконец удостоверившись что все молчат — потому что ждут его ответа, выдал на-гора сакраментальное:

— Ну — не знаю…

Поэтому посовещавшись шёпотом девочки приняли решение: «Пошли гулять! Такая расчудесная погода, а мы, как куры на насесте, сидим взаперти дома!»

… они вышли на природу, каковой являлся близлежащий пруд — загорать. Втроём: он слева, Фотинья—в центре, Вера — справа — они отправились на природу…

Перешли тихую безмашинную дорогу :

В берёзовой роще спряталось двухэтажное здание.

Это музыкальная школа : Где-то в отдалении, похоже именно за рощей завыла одинокая собака. Или ему это так захотелось?

Вдоль забора они вышли на берег, с которого открылась водная гладь

— О, да тут целое озеро! А уток сколько? Чудеса…

С высокого южного берега открылась водная гладь, а на противоположному низком берегу— ещё одна более густая роща …

— Это не озеро, а Дж….ский пруд, — поправила Вера.

Затем молодой человек оглянулся направо и увидел самые обыкновенные деревенские домики, сады, заборы и калитки … Вот это да! Вот откуда—значит не показалось! -= выл цепной пёс…

На верху крутого обрыва стоял столб с очень строгой надписью: «Купаться строго запрещается!». внизу сидели люди, белые и загорелые тела которых почти полностью закрывали желтоватый песок…. Детвора весело плескалась там, где купаться было строго запрещено :

— Во! Совсем как на Южном берегу Крыма! Там сейчас тоже аншлаг! — с видом знатока сообщил он.

У него плавок, естественно, не было. Поэтому он выбрал себе особое место—там где была тень от берёз и никого не было, он лёг ничком, на животе , оголивши свой хилый и бледный торс, мечтая только лишь только об одном: чтобы эта затянувшаяся свиданка поскорее закончилась. Чёрт! Опять даром потерянное время!.

Тут какой-то мужчина, видимо, хорошо набравшийся, — с разгону плюхнулся в воду, подняв кучу брызг, волны, виз и крики … Общими усилиями его вытащили из пруда.

Дамы нашли местечко на солнышке, и, пользуясь отдалением молодого человека, завели тихий и весьма деликатный диалог:

— Фотинья, а чего он ТАК одет? — первым делом осведомилась Вера.

— Не обращай внимания! У них в Усть-Хуйске все так ходят. У них там ничего не выбрасывают …

— А почему он в мою сторону даже не смотрит? — продолжила допрос Вера.

— Ну он же стесняется, — нашлась Фотинья.— Он застенчивый такой …

— А чего он всё время молчит и молчит?

Фотинья в ответ смущенно пожала плечами и сделала большие глаза. Потом прошептала в защиту Лужина: «Ну он — такой: неразговорчивый, молчун, короче … Молчун с планеты Шелезяка. Тихий такой…»

— Ага, тихопомешанный … — подвела итог Вера саркастически.

— С чего ты взяла? В армии — был. Институт — закончил. Красный диплом — получил… Учитель, короче…

— Фотинья, а ты меня не обманываешь? …

* * *

…Кажется, он, действительно, заснул… Кажется, чудится, видится …

Минута шла за минутой, складываясь в полчасы, а те грозили обернуться в час … Он почувствовал, что засыпает.

— Давайте сходим на кладбище, — вывел его из дрёмы звонкий голос Фотиньи.

Ну как же его внутренне передёрнуло!
Кладбище?. Он не понял, откуда здесь еще какое-то кладбище, и почему они с пруда должны . . . На душе сразу стало гадко и тяжело. Конечно. Каждое сватовство заканчивается кладбищем. Но — не так быстро! Надо ещё успеть прожить целую жизнь!! Ему показалось, что если они пойдут на кладбище, он … обязательно — его сон обратится в кошмар, и он обязательно проснётся голодный и неприятный в пустой и неопрятной комнате…

— Фотинья, а чего мы там забыли? — сухо и резко отреагировала Вера, и он с облегчением вздохнул: словно его собственные мысли прозвучали чужим голосом. Молодой человек с только что родившимся уважением посмотрел на Веру: похоже, что она думает точно так же как он … ей, видимо, тоже это сватовство надоело.

— Ну там же такие интересные надгробия! — не унималась Фотинья. — помнишь — там похоронены жених и невеста, они ехали в свадебном кортеже расписываться, и попали в аварию, разбились насмерть оба, сразу …

Их вместе и похоронили, в одной могиле, мы в прошлом году …

Вера смерила её взглядом, и та осеклась на полуслове.

И всё-таки один момент я хочу отметить особо. Соображение о нём мне пришло не сразу, поэтому я изложу его в конце.

Не было страха.

В жизни этого молодого человека уже были несколько раз приступы панического страха, в результате которых он принимал диаметрально противоположные решения… Здесь ничего такого не было. ..

Разумеется, они не пошли на кладбище. А куда они пошли?

(Читать далее — Глава вторая. Ты не умеешь жить, чувырло в перьях!)