Вернуться к шестой главе
Повесть о счастье, Вере и последней надежде.(НЕОКОНЧАТЕЛЬНЫЙ ВАРИАНТ)
Часть Первая. Чудес не бывает, НО…
ТАСС уполномочено заявить: высокие договаривающиеся стороны поехали по магазинам …
Глава седьмая.
Он призадумался. Как и подавляющему большинству мужиков от мала до велика, хождение по магазинам, особенно с дамским товаром, было абсолютно неприемлемо, скучно, неинтересно и вообще — муторно; в глубине души он всегда ненавидел этот процесс и никогда не ходил никуда: если что и надо было, то покупал и носил первое попавшееся под руку …
«Что значит поехали по магазинам?» — хотел он спросить у Веры, хотя прекрасно всё это понимал. А вдруг она имеет в виду нечто другое, чем он? Но следующая мысль перебила предыдущую:
“А ведь тебе как будущем великому писателю это может пригодиться”- у него в мозгах щелкнул невидимый выключатель, и включился вдруг Тихий внутренний голос.
Некое сияние замерцало в тени деревьев Ботанического Сада, — вокруг были одни невесомые и невесёлые инопланетяне — свет, как уже несколько раз бывало, поплыл разноцветными точками и спиралевидными кругами. “Ты должен разбираться в Дамском Счастье не хуже, а где-то может быть даже лучше своих героинь … “ — какая-то непонятная мелодия
Ему стало интересно. Может быть сама судьба здесь как бы посылает ему навстречу очень важный опыт, который потом вне всякого сомнения будет использован во многих и многих произведениях…
Она думает о нём.
Она о нём заботится.
Особенно много разноцветных кругов было в той стороне воздуха, откуда они только что пришли…
Между тем Вера повернулась к нему спиной и, ничего не сказав по поводу своего поворота, спокойно пошла обратно, не спеша удаляясь от него по аллее, ведущей через заповедник-дубраву к выходу из Ботанического Сада. «Она не видит этого калейдоскопа, — догадался наш герой, — поэтому идёт так смело».
В этот момент Вера даже ни разу не оглянулась, зараза, — идёт ли он за ней или нет. И если бы он не пошёл за ней, то, вне всякого сомнения, она поехала бы по магазинам без него — одна.
— … — — … — — … —
Тем более ТАСС уполномочен заявить … И наше герой снова почувствовал, что не сам ТАСС у Императорских Ворот это брякнул, а некая вышняя даже над ним, над ТАССом сила, таинственная и непонятная, повелевающая ТАССом, но которая была сильнее нас настолько, что мы не только не могли, но и — сами не хотели ей активно сопротивляться …
Ну вот, кажись, я отыскал в Лабиринте его мемуаров этот решающий, этот в полной мере переломный моментик … Ту самую развилку, которую он проехал, — даже промчался, не заметив надгробного камня с надписями: налево пойдёшь… Направо пойдёшь… Прямо поскачешь….
ТОЛЬКО ПРЯМО. И ВПЕРЁД.
Но всё равно, — пусть будет так: перелом был, но он виден сейчас, снаружи, — вообще все исторически коренные переломы почему-то видны историкам, и совершенно незаметны современникам…
…и у нашего героя в тот исторический момент, — у него не было ощущения перелома … Не было колебаний, сомнений — это так нормально: ведь всё тогда можно было поменять в мгновение ока. Например, расстаться. Или просто остаться в тени одному … И пусть каждый умирает в одиночку.
“Нет, я хочу жить!”
Мало ли ты чего хочешь…
«Догоняй» — пропел Тихий голос. «Ты можешь потерять её — и потерять навсегда! И тогда твоё бедное сердечко…»
«Останься на месте. Просто крикни ей, — скомандовал хрипатый.— Крикни командирским голосом: ко мне! Ко мне, Жучка! Ты же укротитель тигров!»
— К ноге, Каштанка!
Вместо этого крика из души своей наш герой молча кинулся за своей новой знакомой, ускорив и удлинив каждый шаг. Вера ушла довольно далеко от него, и он был всё-таки вынужден крикнуть ей:
— Подожди!
И девушка оглянувшись остановилась. Самое интересное — вот это «оглянувшись». В лесу кроме них двоих уже никого не было… Ясно, что произнести это слово мог только он один. Может, Вера захотела что-то прочесть на его лице? И что именно?
Подойдя к ней, он вытащил из левого кармана брюк какой-то плоский предмет, похожий на карманные часы только без ремешка и положил себе на вытянутую горизонтально ладонь
— Что это?
— Компас! — с важностью пояснил он. — Сейчас мы сориентируемся по сторонам света.
— А без компаса нельзя?
— Москва — это такой большой город, что чукча может потеряться и будет горько плакать…
— А чего ему плакать? Его сдадут в бюро потерянных вещей — а там, глядишь, отыщется и его хозяйка…— в тон ему отыграла Вера.
— Я предлагаю так пройти — прямо. Мы здорово сократим путь, — стрелка компаса остановилась, и только её кончик слегка подрагивал, строго определяя север
Вера заколебалась.
— А вдруг там не будет прохода? Ты точно знаешь?
— Как это не будет? Дырки есть везде, тем более—в заборах… У нас заборы строятся для того, чтобы в них делали проходы и дырки… Пошли! Только прямо и — вперёд!
— Ну смотри! Если ты меня обманешь…— она не закончила фразы, но по ё тону угрожающему — было ясно, что она не простит ему обмана до конца своей жизни… Но он почему-то этого совершенно не испугался. Конечно, обману! — внутренне согласился он.—Ну и что ты мне сделаешь?… Хочу посмотреть!
— .-.=.-.— — .-.=.-.— — .-.=.-.—
— О том, что у всех этих заводах и фабриках есть дырки, даже у режимных предприятий я постоянно удостоверивался и не раз… Поэтому я, конечно, абсолютно не знаю, но я почему-то уверен, что там будет проход.
И он повернул влево — круто на Юг, куда показал его компас.
— Да! Специально для тебя сделали! — с нескрываемой иронией отреагировала Вера, но пошла вслед за молодым человеком.
— .-.=.-.— — .-.=.-.— — .-.=.-.—
— у нас режимное предприятие. Никакой прессы — сказала мне начальник караула, баба под два метра ростом, косая сажень в плечах.— мне насрать, что вы пожалуетесь в горком.
Был ли риск? Я об этом не задумывался…
Я делал то, что— он осёкся … Он хотел сказать:
— я делал и говорил то, что мне говорил мой внутренний голос, но сообразил, что наличие внутреннего голоса—эта та его тайна, о которой он не должен говорить никому вообще…
Поэтому он помолчал многозначительно. Вовремя остановился. Вера просекла это неожиданное замешательство в таком городом монологе
— Тебе дали задание?
— Мне было интересно…— пробормотал он. — я ведь никому не сказал, куда поехал и зачем. Я прекрасно понимал, что шансов на удачу не было никаких. И поехал так — для очистки совести.
— А зачем тогда?
— Нет, понимаешь тот завод ЖБК, который был у нас, он просто не тянул не мог произвести столько продукции… Причём на устаревшем оборудовании
— Почему?
— Людей не было. Элементарно не хватает рабочей силы.
— А там куда ты поехал, что — были люди?
— Тоже нет.
— Тогда зачем же ты поехал? Ничего не понимаю! Ты так путанно всё объясняешь…
— Людей там не было, но там были … Были забайкальские комсомольцы — зэка всё там строили. И только в одном этом была единственная причина секретности и режимности этого объекта. Но там работало и достаточно гражданских. О заводе писали, но писали не упоминая, кто на нём работает… На поверхности и на бумаге это была чисто комсомольская стройка…
Он замолчал, как будто обидевшись.
— Ну и что дальше?
Он откашлялся и продолжил, всё более увлекаясь и увлекаясь:
— Зашёл в проходную. Стоят два вертухая в форменных фуражках с синим околышем. Показал документы:
— Как связаться с вашим начальником?
— А никак, — нагло отвечают. Понятно, что не пропустят. Ну такие вот попались.
— У нас строго секретное предприятие…— начал один. Я понял, что они настроены воинственно. Запускаю последний довод короля: «У вас телефон есть? Сейчас мне надо позвонить в горком партии!»…
Первый раз в жизни он шёл так долго с молодой девушкой наедине, выдерживая постоянное расстояние между ними примерно в полметра — не ближе … похоже, время было не властно над ними в это время …
— А почему ты сразу не пошёл в горком партии?
— Зачем? В горкоме я бы услышал ту же самую песню… Я вышел с проходной и пошёл вдоль железобетонного забора. Забор-то приличный — на века: где-то ну метра три вверх и колючкой такой верхушка вся обмотана… И вдруг вижу: идёт навстречу мужик, ну чуть постарше меня…
— Земляк, — говорю поспешно, — вертухаи тут меня тормознули, на зону никак, а мне бы попасть туда — срочняк .. Не подскажешь, тут же дырка где-то есть…
Он остановился, как-то внимательно осмотрел меня с ног до головы и что-то ему во мне не понравилось. И заколебался
— Понимаешь, кентуха срок мотает здесь… Маляву хочу закинуть…
— Не ….— ответил он мне сквозь зубы с лёгкой усмешкой.
Он был прав: прошло уже 10 лет, как я вернулся со стройбата, и феня моя уже отстала самым серьёзным образом — там уже давно гуляли новые словечки и фразеологизмы…
Я рассмеялся. Потом посмотрел ему в глаза:
— Понимаешь надо!
— Если надо — … туда, — и он махнул в направлении, противоположном тому, каком я шёл …
И я пошёл туда, куда он махнул.
(Вера искоса поглядывала да поглядывала на своего невольного спутника, удивляясь как он прямо на глазах переменился начавши этот свой сумбурный рассказ: рядом с ней шёл уже совсем другой человек…. Похоже, он был не совсем не тот ботаник, которым показался с первого взгляду…)
— Через два часа пустят собак! — крикнул он мне вдогонку. Я посмотрел на часы: правильно—в 16 часов там закончится первая смена… И там как раз смотрю — ветка железнодорожная идёт… И я думаю, как я не догадался сразу — ведь можно прицепиться к вагону и—проехать на особо охраняемую территорию…
— Это так опасно…— с сомнением пробормотала Вера. — У нас на железной дороге недавно сцепщика зарезало…
Молодой человек отмахнулся.
…Прошёл метров сто, ну вот как отсюда до того развесистого клёна — смотрю: а на железобетонной стене, за столбом какая-то непонятная заплатка, я подошёл поближе…
А это фанерным листом замаскировано и что-то вроде собачьего лаза, но если ухитриться, то человеку пролезть можно спокойно — ведь кто-то выдолбил бетон, перекусил и отогнул арматуру… Я фанеру оторвал…
Полез. Пролез Выпачкался, конечно, но никуда не денешься—специфика нашей журналистской профессии: если не в дерьме, то в грязи будешь обязательно. Почистился как мог и пошёл дальше. Вот такое режимное предприятие— а ты хочешь, чтобы между ВДНХа и Ботаническим Садом наш народ не наломал дырьев…
— Ну и что дальше? Тебя поймали? — неподдельный интерес засверкал в глазах девушки.
— Ну да: меня поймали, арестовали, велели пачпорт показать… А я не советский, а я не кадетский, а я = цыплячий комиссар… Да ничего подобного — громадная территория, загромождённая всяким барахлом, как я понимаю — бракованными железобетонными панелями, строительным мусором, машинами, экскаваторами и самое главное — ни одного человека. Я, наверное, минут пять шёл пока не набрёл на работяг в ватниках…
— Это зэки, они что без охраны? — неожиданно перебила его рассказ Вера.
— Ну видишь, это ведь не совсем зона. Это же типа ЛТП — типа «химии»… Где спрашиваю административное здание. Они на меня пялятся как на инопланетянина, и молчат. Я снова спрашиваю. Они так тупо смотрят на меня и ничего не отвечают. Я тогда матом на них:
— — .-.=.-.— говорю, — .-.=.-.—
—типа вы что по-русски не понимаете, уроды?…
— Ну ты бы так сразу и сказал! — говорит один из них и начинает объяснять…
Пришёл в администрацию — директора нет: вызвали в обком… По кабинетам: плановый там отдел, эксплуатационный — ну полный бардак. Есть, говорят, главный инженер… Ну мне какая разница! Показал ему свою корочку, говорю так и так — должна быть статья в газете нашей, что ваш завод готов обеспечить наш город, ваших соседей в целях крупнопанельного домостроения… Он как-то ухватился за эту идею … Мощности у них действительно простаивали. Он мне небольшую экскурсию по заводу, я даже поснимал там своим фотиком — без людей, без работников естественно…
— А почему без людей? — вдруг неожиданно спросила Вера. Он смутился
— Я ж тебе уже говорил, что есть стройка была как бы комсомольская. Но в действительности там — элтэпэшники, а также те, кому дали срока на поселение—их называли «химиками».
— Обратно тоже через дырку?
— Ну нет! С завода меня главный инженер вывез на белой Волге как белого человека… Довёз до автовокзала… Очень долго извинялся, что не может довезти до моего родного городишка…
— Ну в Москве у тебя такие фокусы не получатся, — немного подумав обронила Вера.
…, конечно, ей нужно было очень много объяснить, что всё это воздвигалось в степи и сам завод и город вокруг него… Что там было два завода: на основной он бы действительно не попал, а это второй завод, который был построен чтобы обеспечить жильём город, создававшийся на пустом месте… Это был просто завод ЖБК. Он чувствовал, что она это ничего не знает, не понимает—но самое удивительное, было то, что это её почему-то гораздо больше заинтересовало, чем его Великая Идея о Человеческой Трагикомедии…
Кто? Б*? Он сказал, что убьёт меня—почему предварительно не согласовал с ним эту статью… Б* был чужак… И он не особо праздновал горком, поэтому горкомовские исподтишка стремились его убрать, чтобы посадить на его место своего… И когда Дубовый понёс мою статью, они решили рискнуть и дали добро на печать… Была возможность решить вопрос жилищного строительства.. Б* тогда выкрутился, но на пленуме горкоме партии ему пришлось туго— ему по-моему даже на вид поставил…
— А какая у вас там в газете зарплата была?
\- — .-.=.-.— — .-.=.-.— — .-.=.-.—
Потапыч меня предупредил:
— Коллеги позвонили: они очень удивляются, как ты туда попал…. Но ты пойми — на этот раз тебе сошло всё с рук! Но ты пойми, жопа, так материала = через замочную скважину, через дырку в заборе, через бутылку водки — так советский журналист работать не должен… Ты должен с чистой совестью смотреть в глаза людям, своим читателям…
— вообще тебе так здорово повезло — ты прямо в рубашке родился!
Вера выслушала эту историю с каким-то не очень понятным для него интересом, и это здорово сократило им путь — совместная дорога показалась им не очень длинной… И тому, который рассказывал и той, которая слушала…
— А кто такой Потапыч? — снова заинтересовалась она.
— Потапыч, ну это—он замялся.—Это вроде как мой старший друг, когда я пришёл в газету, он стал меня поддерживать, помогать, подсказывать… И ещё знаешь, что он мне сказал? Нельзя, говорит, испытывать свою счастье — не может быть такого, чтобы везло на постоянке, рано или поздно случится беда… Один раз повезёт, второй, третий, но настанет момент, когда фортуна отвернётся от тебя…
— Твой Потапыч просто трус и паникёр, — сухо сказала Вера.— Только они думают так…
С одной стороны, чужие абсолютно незнакомые друг другу люди, но самое удивительное — упорно шли вместе пока не не добрались до предусмотрительно сделанной хулиганьем дыры в заборе, отделявшем ВДНХа от Ботанического Сада — с другой стороны. В тот момент, остановившись у пролома в решетчатом заборе, они и не подозревали, что совершили символическое путешествие через всю Великую Империю ХХ века, через её географические ландшафты — … — и тут они одновременно почувствовали, как гудят у них ноги, — хотя они были молоды, они устали …
Но молодой организм восстанавливает силы быстро: совсем немного отдохнув на тёмно-зелёной деревянной скамейке, побрели дальше. Здесь было повеселей, чем в Ботаническом Саду — особенно эти павильоны, — такие разные и такие одинаковые! У этих в полной мере странных сооружений были не двери, а целые ворота, рассчитанные не на людей нормального роста, а по меньшей мере сказочных великанов, ну а надписи на зданиях с колоннами на верхушке ступенек — это особый разговор.
— … — — … — — … —
Так получилось, что про достижения народного хозяйства Самой Великой Империи ХХ века и наш герой, и Вера были очень хорошо начитаны и наслушаны, поэтому они достаточно быстро и благополучно пересекли насквозь все отрасли и братские республики одной шестой части планеты Земля и, в конце концов, добрались — до круглого и приземистого строения без окон с одной-единственной всего лишь буквой “М” на верху, весьма близко напоминавшего издали вход в муравейник, и поехали под землёй на другой конец столицы южной.
Под визг, грохот, скрежет, металлический голос диктора в подземном средстве транспортного сообщения он вдруг понял, что в некоторые моменты жизни молчание — важнее слов. Что-то произошло там — на небесах? — во время этой длительной пешеходной прогулки … Но что именно было пока абсолютно неясно.
А самое главное в шуме, с которым мчались поезда метро, он явственно стал различать звуки какого-то всемирного барабана, этакой неторопливой барабанной дроби, которая то появлялась, то исчезала…
УНИВЕРМАГ “ВАРШАВСКИЙ ДОГОВОР”
Брежневскую эпоху — застольную и застойную — объясняли, наверное, уже десятки тысяч раз — пора и нам пока ещё живым свидетелям, внести свою лепту в это благословленное дело: переписывание чёрной истории набело.
Каждая эпоха холодна, но каждая эпоха холодна по-своему.
Так вот, магазины столицы в то время представляли особенное зрелище, весьма специфическое и уникальное в мировой истории рабовладения. Из года в год, из десятилетия в десятилетие они не торговали, они просто функционировали по типу “дефицит выбрасывали”.
Никогда уже не забуду чарующие и незабываемые картины этих бесчисленных и бесконечных очередей моего народа, выходивших из дверей магазина, заворачивавших за его угол и огибавших здание предприятия торговали, теряясь во дворе, в подворотне …
Н-да, жильцам вот этого столичного дома не нужно было далеко ходить, чтобы стать в очередь: выйдя из своего подъезда они автоматически оказывались пристроенными в погоню за дефицитом … Именно поэтому все советские люди как незабвенные три сестры тогда и рвались, наверное, в столицы: южную и северную …
Но ведь была ещё Одесса! Ну да—такое постоянное ощущение, что да! Это всё несерьёзно, даже флирт был бы серьёзнее, а тут всё ещё можно поменять… Хотя как сказать! Может быть, именно такое легкомысленное отношение всё-таки и показывало, что поменять уже было ничего нельзя…
В торговых залах … у входа в Варшавский Договор стояли не только женщины, но и отдельные мужчины, готовые предложить тот же самый дефицит вчерашнего дня, которого уже не было на полках и вешалках в магазинах — но уже как минимум в два раза дороже.
Был ещё один тип очереди: он назывался — давка за импортом… Здесь были сильные духом… Но ещё более сильные телом…
Магазин по прозвищу Варшавский Договор — это был трёхэтажный магазин, в котором выбрасывали импортные товары из братской социалистической страны или из нескольких сразу. Очереди за дефицитом были такие, что если бы они стали в конец людской цепочки, то даже к закрытию магазина они не попали в отдел. Кроме того наблюдался круговорот одних и тех же лиц: фарцовщицы занимали очередь друг для друга …
— … — — … — — … —
И когда они поднялись из подземелья, то движение по трём этажам и десятку отделов универмага ему было в новинку: он попытался запоминать отделы и что в них находилось … И мысль его закрутилась вокруг тайн женской души, которая находит странное для него удовольствие в этом движении по платьям, юбкам, плащикам, женскому белью, сапогам и туфлями и Бог знает чему только , — … — в которую он принципиально не входил, оставался в стороне, а новая знакомая возвращалась к нему, и они продолжали неторопливое пешеходное передвижение … Ничего не запоминалось, и он пожалел, что не захватил с собой записной книжки с карандашом; да кто знал, чем закончится встреча в Ботаническом Саду?! Он и подумать не мог — что — МАГАЗИНАМИ?!
Но пока Вера перебирала тряпки на верхних полках и сортировала плечики с блузками, висевшие на нижних спецстойках — по её же выражению “утильсырьё”, — он стал от нечего делать — рассматривать посетительниц.
Про себя он отметил, что андроповцы были правы: несмотря на то, что день был рабочий и в разгаре страда деревенская — по магазинам слонялось достаточно большое количество народу. Отпускники? … Ясно, что все они составляли вполне приличную питательную мелкобуржуазную среду, в которой шли свои процессы перераспределения и концентрации денежных средств, — сделал он такой решающий вывод.
Одна из женщин из этой алчной толпы, находившейся в постоянное погоне за дефицитом, остановилась напротив него и внимательно уставилась на него, даже не смотрела — а пялилась на него без стыда и совести.
Заметив этот неприятный прямой взгляд остановившейся на бегу волчицы — как будто она гипнотизировала его чёрным глазами, — он смущённо потупил взор, но перед этим успел заметить, что она была в очень тёмном платье и чёрных лаковых туфлях на низком каблуке; уже этим одним нарядом она как-то выделялась из пёстрой по-летнему толпы. Его слегка шокировал этот весьма контрастирующий с достаточно жаркими августовскими днями чёрный цвет …Особенно чёрные колготки… Наверное, жарко всё-таки… И это бледное, словно гипсовое, лицо …
“Наверное. У неё какое-то несчастье в семье!” — подумал он о её наряде — “И она носит большой траур Но почему она неприятно смотрит? Ей что больше нечего делать? Наверное, обозналась… Сейчас я ей объясню, что я совсем не знаю… Да и — знать не хочу!”.
«Причём тут несчастье? — пропел нежно и убаюкивающе тихий голос внутри души его.—Это Гостья из Будущего. Она живёт в коммунистическом будущем ХХ!!! (двадцать третьего века от Рождества Христова) и создаёт в своём счастливом далеке Визуальный Мир по мотивам твоей биографии — биографии будущего Нобелевского лауреата. Она села на машину времени и прилетела сюда — в конец ХХ века, чтобы вживую понаблюдать за тобой…»
Несмотря на столь благоприятный вброс со стороны подсознания, я почувствовал ледяной холод в моем левом боку, со стороны неприятной незнакомки.
Он резко отвернулся от черной женщины, но спиной продолжал чувствовать этот неприятный взгляд, которым она его сверлила как бормашина гнилой зуб. Во рту пересохло. Он откашлялся. Это не помогло. Мозги застучали.
— А ты знаешь, — проснулся хрипатый, — ты вот так — «подстеночкой», под стеночкой и дальше … И там вниз по лестнице, ведущей вверх — бегом… На выход! Брось её! Брось всё! Спасай только самого себя! Просто брось… Вера — москвичка. Вера привычная… Деньги есть — сама доедет… Ты же сам видишь: происходит какая-то чертовщина. Тут дело нечисто, ох, нечисто!
Но только он сделал два неверных шага как пьяный, — как словно из-под земли выросла перед ним… выросла эта самая дура — Чёрная Женщина. Она перегородила ему дорогу к лестнице и стала приближаться к нему всё более и более увеличиваясь в размерах… Неестественно белое, как мел, как гипсовая статуя…
В этот момент его ноги как будто приросли к мозаике бетонного пола… Случилось что-то невероятное и неописуемое …Он почувствовал, как что-то особенное пронзало все его члены и ему казалось, что кровь замерзла не только в его малом, но и большом круге кровообращения…
(Читать далее — Глава 8. Судьба нам посла странную спутницу…) |